Эссе "Соленое детство-2. - "Преодоление" Журнал "Север" 2005 год .
24.03.2005
Ночные бредни
Петрозаводск начала девяностых. Непростое это было время, смутное и дерганое - ваучеры, пластинки Биттлз, Стинга, наркотический Цой, стипендия только на хлеб, талоны, в общем - полный аллюр. Ничего святого. Кого-то убивали, кто-то все терял, кто-то находил, декорации менялись.
Я учился в Карельском училище культуры, в которое пришел прямо с поезда, после службы на подводной лодке, в морской форме, и - поступил. Надо было прочесть стихи, басню, покривляться. Я все сделал: надо было жить дальше. Надо было где-то жить... В училище давали койко-место, в отличие от вокзала, где давали только в морду: милиция, ОМОН и вокзальная мафия. Чего конкретно я хочу, я не знал. Зато я знал, чего я не хочу точно: возвращаться в детдомовскую Владимирскую область, вновь окунуться в «соленое детство». Там были все наши, кто где. Чаще в тюрьме, в борделе, на кладбище. А большинства уже и не было в живых... Какое пронзительное сочетание - НЕТ ЧЕЛОВЕКА, как так? Я хорошенько прикинул, семь раз, и - отрезал. Хотя по статистике 100 процентов детдомовцев возвращаются на территорию своего детства, это как истина, но - что мне статистика?
Все три года учебы вспоминаю с благодарностью к тем, кто меня терпел. Двадцатишестилетний детдомовский мальчик - это готовый государственный обвинитель. Хотя о том, что я из детдома, вообще-то не знал никто, и - меня терпели. А я чувствовал свою недотепистость, малообразованность, бессемейность, но вместе с тем желание что-то делать, так меня научили в детстве. И все-таки что-то внутри, ближе к сердцу, не давало мне спать, поднимало по ночам, тащило на балкон смотреть на звезды. Это что-то отдельно от меня думало, жило, готовилось к прыжку. Голова-то молчала! И только потом я понял, что за меня думала моя маленькая - с кулачек или еще меньше - Божья душа.
Видимо, Бог закладывает в каждого умение жить душей, но не всякий может ее услышать, а мне вроде удалось. Помню, как в детдоме я часто выходил по ночам на свет коридорных ламп. Я стоял у косяка и просто смотрел на свет. Может, это и был тот самый СВЕТ, не знаю... Как там у Пастернака:
Гул затих, я вышел на подмостки.
Прислоняясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске
Что случится на моем веку,
На меня наставлен сумрак ночи,
Тысячи биноклей на оси...
Если только можно,
Авва Отче, чашу эту мимо пронеси...
Но продуман распорядок действий
И не отвратим конец пути.
Я один, все тонет в фарисействе.
Жизнь прожить не поле перейти...
Жить в чужом городе без друзей и врагов было очень трудно. Все вокруг вылупились из домашних тапочек, а моя одежда выдавала «дворянское» происхождение. Босяк - он босяк и в 80 лет. Я был резок, порой нетерпим, каюсь, но я никогда не продавал и не искал выгоды в отношениях. Отдавал последнее, не жалел денег, заработанных в уличных ларьках. Важно, что не пил и не курил. Это поощряется не только в творческой среде, а наша среда была как раз типа творческой. Я первым на всем курсе начал подрабатывать ночными дежурствами. Прямо со смены шел на учебу, над городом вставало солнце, а мне хотелось спать... Трудовые деньги я тратил на пластинки, еду, больше ни на что не хватало. Но это были мои первые деньги. Трудиться спасительно, хотя многие детдомовцы не желают работать, ждут подачки. А мне при таком графике еще удавалось ходить на тренировки. Я занимался футболом, боксом, теннисом. Спорт - это тоже труд. Еще в детском доме я посещал все возможные кружки и секции, чтоб противостоять обидчикам. Меня били ночью, реже днем, днями я и рос. В моей крови циркулирует литра три тренерского пота. Я трудился над собой и во многом благодаря спорту нашел работу: слабака не возьмут на сторожевую полукриминальную должность, прежде надо пройти ОКД жизни.
Потом я работал продавцом, охранником, дворником, вел театральную студию, был замом в школе, в общем, написал большую Трудовую книгу. Жаль, что за нее Букера не дают.
Вступая в город П.
С чего начать общественную работу? Сперва скажи кто и ты и откуда, тогда я тебе отвечу. Прежде чем помогать другим, стоит помочь себе. Сперва сам стать достойным того, чтобы помогать кому-то. Брось жаловаться на дурную судьбу, преодолей ее, вытяни себя за волосы из болота, тогда только и веди за собой таких же бедолаг. Иначе потонете вместе.
У меня не было плана, с чего и как начать. Но что-то внутри, ближе к сердцу, двигало, и дело шло. Я разговаривал с сытыми и довольными людьми. Получив речевое образование в Культпросвете, я выступал перед каждым встречным с пламенной речью, рассказывал о том, как трудно детям-сиротам, приставал с обращениями, призывами, революционировал, проникая в сознание масс. Но внимали не многие. Частенько я останавливал человека на улице, чтобы задать ему вопрос. Помню эти большие глаза: что за псих в финских старых монботах берет интервью? Вещички-то были на мне из секонд хенда, я выглядел как больной, и мне все сходило с рук. Чаще всего люди давали односложный ответ или показывали как куда-то пройти, хотя я спрашивал совсем о другом. Так я приставал к людям около года, говорил с вахтерами, воспитателями общежития, подвыпившими знакомыми. Пару раз хотелось все бросить, ибо участия и понимания в глазах я так и не прочел.
И вот, находившись в народ, я явился к директору одного интерната. Собрали сотрудников, перед которыми я опять выступил с пламенной речью. Все переглядывались с улыбкой, кто-то зевал, им было скучно, это всегда скучно - чужие дети. Плохо одетый парень уговаривал хорошо одетых теть и дядь начать новое дело без денег, помощи. «Шура, я куплю вам парабеллум», - примерно так я выступил на публике. В России теперь трудно что-либо начинать без денег, одним желанием, но еще труднее понять, как оно получается у других. Именно в этот момент я вспомнил «Мертвые души» и прикинул, что люди могут числиться в организации чисто формально.
Так родилась общественная организация «Равновесие». Вписав всех присутствовавших в протокол, я решил больше людей не тревожить, а начать дело своей жизни с тем, что есть. И вот уже пять лет, как дело живет, хотя кадров так и не хватает. Сейчас-то я понимаю, что не всегда количество - это качество. Но - до чего же прав был Чичиков: чем больше у тебя душ, тем ты выше и виднее.
А как они смотрели...
Вопрос «А вы и от кого?» в России традиционен. Если ответишь: «Да не от кого, от себя», тут и начнутся проблемы. От кого-то проще и надежнее, но я ходил по меценатам и чиновникам от самого себя, значит, надо было преодолевать и себя, и их. Это потом я понял, что нужен сиротский бренд (или бред), тогда примут, всплакнут и дадут. Но русские - народ особый, он любит, чтобы сначала была охота, потом у стола цыгане, потом щедрая рука швыряла банкноты и ассигнации в толпу. У меня не было ни цыган, ни охоты, ни гончих псов. У меня было только страшно интересное прошлое, аки копье, с которым можно и в камеру голову сунуть. Выживешь.
Если у тебя нет ни родственных связей, ни образования, а есть только желание и совесть - этого мало. Оказывается нужно притвориться и лгать, тогда все будет как надо - ложью отстаивать правду. Недоверие людей можно понять: они уже никому не верят. Как- то раз мне пришлось вести переговоры с некоторой структурой о трудоустройстве сирот. Как раз шла выборная компания, я не баллотировался. Милая симпатичная дама измерила меня взглядом и повела странный какой-то разговор, ее неверие в мои благие намерения сквозило в каждом ее слове. Скоро я посетил ее вновь посетил ее по тому же вопросу: детей-сирот надо трудоустраивать. Она извинилась, теперь мы сотрудничаем и за год многих сирот устроили на работу. Бывает и так, что вроде договоришься с меценатам о помощи проекту, вроде уже получишь добро, и вдруг вопрос в спину: а вам-то зачем все это? Приходится возвращаться и начинать все заново, вытягивать крепко засевший якорь недоверия. А время уходит.
Братки- покойнички
Будучи большим любителем поиграть в футбол, я как-то раз зашел в спортзал и напросился в команду. Прежде мне уже доводилось играть в профессиональных командах, естественно, это заметили. Как потом оказалось, в команде нашей был весь цвет криминала Петрозаводска. Крепкие и подготовленные парни готовили себя на «дела». Руководил ими известный в криминальных кругах Александр Пантелеев. Человек сильный, но справедливый. Я не входил ни в одну группировку, я просто играл в футбол, хотя в перерывах меня частенько приглашали влиться в их куражистую жизнь, где все подвластно. Однако я каждый раз уходил от ответа и бил пенальти.
Потом начался передел. До сего дня дожили единицы, - те, кому удалось соскочить со скользкой дорожки. Прочих или расстреляли в подъезде, или сожгли, в общем народу полегло неслабо. Незадолго до смерти Пантелеев сказал мне: «Марадона, - так он меня называл, - я не знаю, что из тебя получится, но видно, ты много чего добьешься. Главное - будь собой». Через месяц его расстреляли у подъезда на глазах у матери. Я часто вспоминаю его: он был честнее тех, кто живет праведней, но лживей.... А что важнее?
Быть собой... Молодежь начинает искать себя, а находит нары или могилу. Печально. Потом покойничку, его безжизненной памяти, ставят памятник на могилке, а ведь ему этого уже не надо. Тем более, если те, кто остался на земле, не желают ему рая. Как объяснить, что жизнь можно потратить не на уличные бои, а на что-то полезное? Кумиры с телеэкранов навязывают свои жизненные ориентиры, по радио мат, в газетах голые девочки, как тут молодому человеку разглядеть самого себя? Но ведь рядом с ним были взрослые люди, мамы и папы, его проводники в будущее! И что? Чему они его научили? Только после того, как случится трагедия, родители вспоминают, что чего-то они не додали своему чаду, - а уж поздно. Почему они не интересовались, где всю ночь болтался их ребенок? Неужели невдомек, что он синий - от наркотиков и алкоголя? И как эти малолетние алкоголики будут относиться к своим детям и к своим родителям?
Остаповы сапоги, или днем стулья...
Интуитивно я изучал места, где живут те, ради кого я затеял все это. Посещал детские дома, интернаты, СИЗО и приюты. Перво-наперво следовало изучить директора учреждения. Воспитанники детских домов очень наблюдательны: кто приходит к ним, что у него в руках, в голове и душе? Директора - народ пугливый, боится несанкционированных контактов. Они мне мило улыбались, говорили, что все у них замечательно, тем не менее такая организация нужна. И выражение лица у них было кислое, хотя и снисходительное. Сейчас я со многими из них дружу. Они рассказывали мне, как кто-то уже пытался создать подобную общественную организацию, но не смог: трудно. Я улыбался и незаметно прятал чайные ложки в карман. Потом я ходил к чиновникам, сидел в коридорах власти, смотрел, запоминал, кто в какой кабинет заходит - это ж целый спектакль, - кто с кем дружит, кто как говорит, и кто как одет. Принимали по-разному. Но - образование, полученное в культпросвет училище, позволяло как-то себя подать. Я опять жарко рассказывал о трудностях детей-сирот, меня охлаждали чаем, обещаниями, однако на второй встрече переспрашивали: «Вы к кому?». Коллекция чайных ложечек пополнялась, но машина уже закрутилась, ночью я спал в ларьке, днем ходил по учреждениям, редакциям и выступал.
Народ ко мне попривык, уже смотрели спокойно, говорили комплименты типа «все у вас получится», «да-да» или даже трижды: «да-да-да» и одно «нет». При этом за мной следом ходили некоторые граждане с прямопротивоположными высказываниями. Теперь они мои Почетные враги, без которых никак нельзя. Они звонили в редакции, всевозможные службы, говорили гадости и злые наветы. Я понимаю, что преодолеть двойственное чувство к личности просителя очень трудно. Когда машина закрутилась, многое стало мне понятно. Знакомства ни к чему не привели, однако кое-что прояснили. Важно просто делать свое дело, тогда любая чешуйчатая ложь отскочит сама собой. Очень люблю «Балладу о правде и лжи» Высоцкого. Вот, сейчас поставлю: « Я молюсь за вразей своих»...
Секретарь-телохранитель, или преодоление
Самое трудное в общественной работе - найти тех, у кого есть средства для реализации планов. Кто они, где живут? Может быть, на деревьях?
Тернистый путь начинается с секретаря, который тебя оценивает внешне: какие-то оборванцы пришли к директору, это еще зачем? Преодолеть секретарский кордон - большое искусство, тут важна те только шоколадка, но и первый вопрос. Секретари конца 90-годов чаще всего были членами семьи руководителя. Ноу коментс. Своих боссов они защищали яростно, до последнего патрона... Разговор начинался традиционно: «Вы кто?». Ответ должен сразить стража наповал. Главное - проявить себя как личность через юмор, легкость, свежесть... Можно произнести нечто оригинальное, пусть и не имеющее отношения к просительству. Тогда железная леди рассмеется или игриво улыбнется по крайней мере, наклонив головку... Это победа.
Научившись преодолевать блокпосты, я получил доступ к телу.
Тела чаще всего встречали не вставая. Они только указывали, на какой стул можно сесть. Но я всегда садился на другой, это удивляло: как это я не подчинился... Тогда мы начинали разговор.
О собратьях по цеху. Коротко, но резко
Одно время было модно говорить о социальном тендере, социальном заказе. Различные муниципальные организации заигрывали с общественными объединениями, приглашая на всякие ярмарки-форумы. На самом деле все это делается для галочки и палочки, так как интересы самого НКО никого не интересуют. Важно сообщить высокому начальству: НКО под контролем. Игры с тендерами и грантами - самая выгодная тема. Многие общественные организации ориентируются исключительно на гранты, они только для этого они и создаются, будто манна небесная сама собой повалит им с неба. А ведь это каторжный труд - думать и работать для других, при том, что общественным организациям завышают аренду помещений, ущемляют права в судах и т.д.
Бюрократам не до НКО, им бы на своих стульях удержаться, чтобы бездельничать при новом хозяине, сгребая взятки обеими руками. Больно смотреть, как общественники, представ перед очами некоего руководителя отдела, ждут, когда им назовут сумму. Сегодня НКО - это чаще всего полностью контролируемые властью организации, за редким исключением. Власть подслвывает их руководителями разные подачки в виде должностей, лишь бы не зудели над ухом. А ради чего и кого создавалась эти структуры? Кто теперь помнит? Получили привилегии, сели на административный ресурс - и давай строить свою карьеру. У нас таких тут много, впрочем, как и везде. Ну почему нельзя остаться при совести, не продаваться?
О грантовых фондах, что чаще в Москве
В начале своей общественной карьеры я приехал в Москву получать знания, как написать грантовую заявку и как работать в третьем секторе. Приехал в розовых очках, мне казалось, что горячие сердца тут же обретут поддержку и опору. Тепло детям и т.д. Наивняк! Как я ошибался. Работникам этих фондов нет дела до наших горячих сердец. Они работают и живут прежде всего для себя. Я видел самодовольных дам, которые приезжали на хороших машинах и морщили нос в сторону нас - наивных деревенских людей, ожидавших барской милости. Пренебрежение читалось на их лицах, порой переходящее в раздражение. Я тогда не знал, что фонды - это суперкоррумпированные организации, берущие взятки и проценты за то, чтобы заявка была удовлетворена. Как можно брать у детей с ДЦП, сирот? Но они брали. Мало того, что в этих фондах работают менеджеры и тренеры, нахватавшиеся книжных теорий. Они восседают на такой заоблачной высоте, что ты чувствуешь себя уже не просителем, а униженной букашкой.
Я перестал писать в эти самые фонды. Я работаю с тем, что рядом, на своем административном и информационном ресурсе. А недавно, я получил письмо от нового руководителя Фонда. Он пишет о том, что в фонде произошли изменения, что по итогам проверок многое прояснилось, и всех уволили. Я было обрадовался. Однако, на днях звонил в другой фонд проконсультироваться. Мне ответили, что все бывшие работники этого фонда работают теперь у них, и мне теперь будет проще работать со старыми друзьями. У меня не было слов. Видимо, Ревизор до них не добрался.
Подайте копеечку
Сейчас престижно подать визитку, блеснув регалиями. Однако, визиток у меня не было,
я выдавал короткий зазубренный бренд-предложение о судьбах детей-сирот, об их проблемах, плавно переходя на совестливые предложения.
Редко когда разговор был скор. Человеку в кожаном кресле нравилось говорить о том, с чем лично не сталкивался, но где-то читал. Уже к середине разговора становилось ясно, окажет человек конкретную помощь, или мы ограничимся художественной прозой. Помню, был разговор с одним очень важным человеком. Сперва он заявил, что у него всего 15 минут, однако мы проговорили 4 часа, несмотря на то, что он то и дело напоминал про эти 15 минут. Вообще, общение с людьми, от которых ожидаешь помощи, - очень хороший опыт. Отшелушиватся все второстепенное. Хотя отказ гарантирован в 90 процентах случаях, - это тоже опыт и труд, фундамент будущих побед.
Уже потом, обретя опыт, я понял, что важно не просить, а предложить сотрудничество. Но первые чужие деньги для «чужих детей» - самые соленые и памятные.
Если одежда или взгляд выдают проблемы хозяина положения, - такой не только не поможет, он выльет на тебя ушат своих проблем. Бывает и так, что вроде бы не откажут, но и помогут, хотя могли бы.
Случалось, что спрашивали сразу: «Сколько вам надо?», но таких людей было очень мало. А тот, с которым я проговорил четыре часа, так ничем и не помог, Бог ему судья. Кстати, он уже разорился.
К сожалению, в России пока что не развито меценатство, участие в судьбе ближнего. Мало жертвенности, один PR, позерство и эпатаж. Сломал депутат ногу, об этом во всех газетах: как он со сломанной ногой, бедный? А когда бабушки штабелями падают на скользких улицах, это никого не волнует. А ведь достаточно просто протянуть руку...
О ЧЕМ ТВОЯ ПЕСНЯ, ПЕВЕЦ НЕЗНАКОМЫЙ?
Выработав бренд сбора средств, я занялся организацией проектов и мероприятий для детских домов. Цель была двоякой: первое - просто начать сотрудничество, второе - познакомиться с детьми, поскольку в самих учреждениях это невозможно. Целых два года проводили мероприятия одно за другим: конкурсы, соревнования, гуманитарные акции. Меня приняли. Самое важное - эти мероприятия превосходили все внутренние проекты, так как в учреждениях мало людей, знающих режиссуру, способных привлечь дополнительные средства, чтобы получился праздник. Опять же учеба в училище культуры сослужила хорошую службу. Сначала мероприятия устраивали для одного конкретного учреждения, потом наконец удалось собирать всех вместе. Это давалось не просто. Частенько мои телефонограммы не шли дальше принимающего. Многие проекты имели меньший успех, так как детей присутствовало мало, однако участники мероприятия всегда проводили его на высоком уровне, будь то Симфонический оркестр, спектакль или спортивные соревнования. И пошла молва. Хотя и до сих по не просто собрать несколько учреждения вместе, и все-таки дети чаще выходят из стен детдома, видят мир. Все проекты невозможно перечислить, их было очень много, и все они принесли конкретную пользу. Теперь дети сами приходят и спрашивают, когда будет новая программа, когда стартует новый проект. Мы провели конкурсы рисунка, сочинений, дискотеки, Олимпийские игры, спортивные соревнования, тематические встречи и т.д.
Неличная личная жизнь
Ее не было, и пока, к сожалению, не предвидится. Да и что такое личная жизнь? Привязанность к бытовым приборам, мягкой кровати и ножу для хлеба за 100 долларов? Или теща, живо интересующаяся, как живете, что жуете и что у вас в мусорном ведре? Моя семейная жизнь не получилась по многим причинам. Как мне сказал один приятель, общественники долго не живут, и он был прав. Мне трудно объяснить, отчего я не бросил все ради семьи. Как мне кажется, гражданская позиция - это по большому счету не сохранение семьи как таковой, это просто жизнь ради других. Может, я не прав, но это то и стало камнем преткновения. Мне звонили домой, просили помочь, моей половине это не нравилось. Но если человек стоит на балконе восьмого этажа, просит поговорить с ним, могу ли я ответить: «Прости, я весь в семье». Мы с женой общались на повышенных тонах, пытаясь достучаться друг до друга, и вот однажды мне сказали, что со мной не весело, тогда я понял, что не весело не со мной, а с тем, чем я живу, с чужими бедами и проблемами. Что ж, это действительно малоприятно. Я забрал пакет с вещами, компьютер и ушел. Теперь поздно искать понимания там, где его не было, где во главу угла ставилась прописка в паспорте, хорошее прошлое, машина и прочие причиндалы, которые для родни были высшим благом. Обиды нет, злости тоже, хотя дочь растет при чужом дяде. Остался опять же опыт - друг ошибок трудных, и гений - парадоксов друг. Помнится, бывший тесть с порога заявил: « Как же у него прописки нет? Без этого нельзя!» И пошло-поехало, ритуальный круг по обставлению своего земного счастья. Иногда мне говорят, что дела надо оставлять на работе, но ведь жизнь - это самая главная наша работа, так и надо этот Божий дар отрабатывать. Или мы все нахапанное утащим на тот свет вместе с тапочками?
Чичиков отдыхает
У организации не было ни офиса, ни телефона, ни статуса - ничего, чтоб могло способствовать ее росту. Было только желание много что предпринять.
Свои первые материалы я делал на довоенной печатной машинке. Писал статьи, составлял планы, отмечал интересные мысли и все это складировал в ящик, мотаясь по съемным квартирам или проживая прямо в магазине. Все свое носил с собой. Тогда мне пришлось устроиться на три работы сразу, чтобы хоть как-то нормально выглядеть, купить одежду, туалетную воду.
Время шло, а офиса и телефона не было. Но главное, что было ДЕЛО. Позже КУМИ выдало мне разрешение на один подвал, где мне хотелось организовать республиканский центр для детей-сирот «МАЯК». Это был бетонный подвал из фильма ужасов, хорошее под хорошее разве дадут? Но мне удалось уговорить ряд предприятий помочь капитально отремонтировать его, организовать туалет. Опять я ходил и просил краску, линолеум, гипсокартон, гвозди - все необходимое для ремонта.
При этом работал, выживал. Мне помогали друзья, с которыми я играл в футбол в одной команде, директора строительных предприятий, и все вроде бы шло гладко. Но тут мэр, которого я постоянно третировал в СМИ по поводу заброшенности детей-сирот, отобрал у меня помещение за неуплату аренды: все средства шли на материалы. А деньги были потрачены немалые, хорошую машину можно было купить, только в нее дети-сироты вряд ли бы поместились. Мэр отказывал, начались Арбитражные суды, продолжающиеся и поныне. Оставив арендованное помещение, я пришел к тому же директору интерната, что принимал меня в первый раз, и упросил дать мне бывшую лыжную комнату - разрушенную, разбитую. Зданию уже более 50 лет. И опять я пошел по людям, просил материалы, средства, искал тех, кто бы мог отремонтировать помещение - маленькое, но свое. И вот вскоре открылась столовая для тех, кто живет на улице, установлен десятиметровый "Крест памяти" на месте расстрелов в 30-е годы, организованы поездки в колонии, СИЗО, детские дома, приюты. А власть продолжает жить по своим, только ей ведомым законам, и не мешать она просто не может. Скоро новый суд, опять придут приставы, будут проситься в организацию помощи детям-сиротам... этой волынке уже пять лет. Не случилось у нас любви с властью, не подошла мазь, лыжи отношений скользят плохо. Мне б они только не мешали! Ведь я их всех люблю.
Как-то я попытался достучаться до сердец студентов и преподавателей социальных отделений институтов, техникумов, училищ, университета. Зам по воспитательной работе собирал всех в зале. Мое выступление длилось около сорока минут, народ молчал, вопросов не задавал, смотрел в стенку. Я уходил, оставляя за собой гробовую тишину. Будто их посетил гробовых дела мастер Безенчук и всех измерил. Однажды я собрал весь коллектив педагогического колледжа, но опять мое выступление не произвело впечатления, жаль. И я опять ушел в тишине. Меня нагнал стук чьих-то каблуков, дама лет тридцати извинилась за весь коллектив, но при этом шепнула, что на днях они так же завалили организацию инвалидов. И густо покраснела.. А однажды я прослушал доклад в одном из интернатов. Преподаватель, доктор наук, рассказывала, как волонтеры работают с детьми-сиротами. Это дама была как раз из того самого колледжа. Мне тоже пришлось выступить, так как она открыто врала, подменяя понятие студенческой практики волонтерской работой ее студентов. Она сидела красная, и весь зал краснел. Так у нас в России врут доктора наук, потому что нужен отчет о добровольческой работе с сиротами. Врать престижно. В процессе выступления досталось и мэру, и воспитателям, и Путину, и всем, кто отвечает за детей-сирот. Конференция благочестия и чистоты превратилась в сечу. Кому хочется слушать правду о своей плохой работе? Именно тогда, устав взывать и просить, я решил работать один, привлекая таких друзей, которым не надо ничего объяснять. Они просто помогали, хотя и задавали вопросы типа: ты что, в депутаты метишь? А я улыбался. Так сложилась организация мертвых душ «Равновесие», которая помогает тем, кому трудно. Нельзя сказать, что помощников нет. Есть люди, которые по первому зову готовы пойти в СИЗО, детский дом, тюрьму. С благодарностью вспоминаю семью Ларионовых, моих первых помощников. Как трудно юному сироте найти значимого человека, который поможет обрести себя в себе и себя - в мире. Именно Ирина Ивановна Ларионова первой прочла «Соленое детство» и сказала, что это надо печатать. Она отнесла рукопись в журнал «Север», а там редактор Панкратов Станислав Александрович дал рукопись сразу в набор, отодвинув конкурентов, так понравился ему мой рассказ. Спасибо им за это заботу. Как важно, чтоб тебя поддержали! Господь сводит вместе людей, которые помогают друг другу. Буду всегда вспомнить с благодарностью Наталью Мешкову, Рому Гольцева, Диму Лебедева, Владимира Корниенко, Анатолия Семенова, отца Константина, Олега Иванова, Толю Цыганкова, Сашу Шумских, Анатолия Парилова, Вагана Хачикяна и многих других. Как мало надо - быть просто людьми, но как это много! Да, и свою учительницу по литературе Нину Тимофеевну Тонееву вспомню. Дай вам Бог всего! Простите за длинный список, но когда еще поклонишься...
Крестился еси
33 лет от роду я принял крещение. Поначалу мало что понимал в церковном укладе, однако осмысленно ходил в Храм и стоял на службах.. В один момент я подошел к дьякону Александру Попову, и спросил, есть ли в Храме священник, понимающий в строительстве. Как мне потом сообщили, я выглядел совершенно дико, повествуя об идее нового храма в центре города.
Мне посоветовали обратиться к отцу Константину, получившему университетское образование по строительной специальности, я оставил для него самодельные визитки и ушел дежурить в ночь. Потом состоялась встреча с Архиепископом Карельским и Петрозаводским Мануилом, мы долго говорили о судьбах детей-сирот, о том, как трудно выпускнику сиротского учреждения встать не на ноги - на колени. Архиепископ меня внимательно слушал, спрашивал сам. Видимо, из разговора и возникло решение дать храму имя Иоанна Богослова, покровителя детей. И мы начали строить. В храме я всегда искал спасения - от того, что творилось в детском доме и в личной жизни, от дурных мыслей и всего, что бередило голову. Сейчас я понимаю, что будь моя вера крепче, я бы смог бы помочь своим друзьям. Они бы не легли в сыру землю, не дожив до . тридцати тех. Тогда бился я только за себя, а это в корне неправильно. Ах, если бы в десятке моих детдомов хоть бы один воспитатель был верующим, скольких ошибок удалось бы мне избежать! Как мало было смирения и терпения, как мало упования на Силу и Любовь Христову, как много было содеяно по гордыне и злобе! Теперь я страстно желаю, чтобы именно дети-сироты были при церкви. Господь их не оставит в час трудный глада и боли. Но как трудно сие, как мучительно приживается в народе любовь к Богу и человеку.
Отец Константин. Мы строим Храм
Со слов отца Константина, получив визитку он сразу подумал: бред. Увидев меня, подумал, что я похож на сумасшедшего. Вопрос я задал ему соответствующий. «Будем строить церковь?» - спросил я. Уже потом, в процессе строительства, я понял, что идея возведения храма в центре города - действительно нелепость и бред, теперь я сам скажу это любому. Так и есть. Однако отец Константин начал сотрудничать со мной, и уже в первый же год нам удалось сделать рабочий проект, согласовать место будущей церкви. Второй год был очень сложным, состоялись очень не простые встречи с теми, кто бы мог помочь нам построить храм. Опять приходилось искать, так что опыт сбора средств очень помог. К концу следующего года фундамент храма уже был врыт в землю. Через год появился сруб, еще через год храм освятили, и в нем начались службы. Но как много пришлось пережить непонимания и отрицания. Порой настоящая злоба сквозила в глазах тех, к кому приходилось ходить, все это осталось в душе. Храм встал рядом детским учреждением, где живут глухонемые и плохоговорящие дети, они - главные прихожане храма. Для них идут службы с сурдопереводом. Как важно, чтобы ребенок сирота не осерчал сердцем, не озлобился на мир, и нес в душе любовь к людям, Богу, это возможно только через церковь.
Мне очень радостно от мысли, что дети идут к Богу, и он их принимает.
А как мы боролись и боремся за этих детей! Некоторые воспитатели приняли крещение вместе с детьми в храме Святого Апостола Иоанна Богослова, но есть и такие, что ревностно блюдут казенное, а не душевное отношение к детям. Некоторые воспитательницы не желают слышать о том, чтобы дети потрудились во Славу Божью, пускай лучше сидят в группе, мают беду. Так кто же настоящий глухонемой: дети или их взрослые воспитатели? Почему их сердца не слышат веру?
Меня и мою дочь Александру крестил отец Константин. Многие мои знакомые крещены в этом храме, значит все идет, как надо. А колокольный звон льется вдаль... Ух!
Медные трубы мои
Согрешу, если скажу, что меня не волнует, что думают мои подопечные. Все стены в офисе, где я и живу и работаю, улеплены плитками благодарственных писем, недавно я получил медаль «За хорошую работу с заключенными», наш Попечительский совет, который я возглавляю, стал лучшим в России по итогам 2003 года. Но - мне никогда не хотелось влезть в кресло депутата, чиновника, это истинная правда, вот вам крест. Хотя многие вокруг трудятся именно для того, чтобы в эти кресла залезть. Мое лицо частенько мелькает на экранах телевидения, в газетах, однако я вовсе не тешу самолюбие, я просто хочу быть по-хорошему узнаваемым. Социально-ответственное лицо детей-сирот, полномочный их представитель. Благодаря этому теперь можно решить вопрос по телефону, помочь с пропиской, одеждой, продуктами, отправить на учебу в вечернюю школу. Статус у меня есть, но не для карьерного роста. В самом начале мне часто задавали именно этот вопрос: тогда ради чего? Теперь уже не задают, слава Богу! Ко мне часто приходят люди, иногда просто за деньгами, одеждой пр. Это же так просто - поддержать свои тела в бренном мире. Я пытаюсь убедить их изменить свое мироощущение, избавиться от чувства ненужности. Иногда это получается. Почему у людей такой настрой - собирать с миру по нитке, почему нельзя перестроиться и начать новую жизнь? Даже если в ворота жизни забито сто голов, еще целый тайм впереди. Внутренняя раздраженность порождает обиды, обвинения, гнев, недовольство собой как человеком. Да. Нужно немало лет, чтобы получать дополнительные навыки, образование, веру в Бога, но ведь время все равно движется вперед. Почему бы заставить его работать на собственное благо? Начать ходить в церковь, гнуть в себе Гордыню, перебороть желание обвинить в собственных бедах Бога, мир. Почему беда воспринимается только как тупик? Напротив, это дверь в мир иной, светлый, которого не стоит бояться. Остановиться, оглядеться, перекреститься, и начать самому меняться. Это трудно, но это возможно.
Говорят: жилья нет, зарплата маленькая. А что вы сами сделали для того, чтобы изменить ситуацию? Ничего. С какой стати тогда слезы льете по себе, еще живому, который не способен на поступок ради себя и своих детей! Многие, например, не подозревают, что я сам живу в офисе площадью всего-то 6 метров. Зато у меня ощущение жизни, есть сути. Неважно, где и как ты сейчас живешь, важно - для кого и для чего. Это моя жизнь, у меня к ней достаточно пертензий: нет прописки, нет статуса - но есть же желание и мотивация что-то менять. Значит надо работать, а не стенать попусту. Не надо бояться ошибиться, ведь победы вымащиваются именно чрез углы. С юмором, с песенным настроем, улыбчиво и широко-душно дарить себя другим - это тоже вложение. Все вернется, но в ином качестве. Людской род я достаточно разглядел сам на эскалаторе судьбы, когда мимо шли и текли рекой разные люди. Я подсматривал за ними, познавал. Как это интересно - наблюдать за людьми, запоминать и держать их в файлах памяти, анализировать, как живут и чем живут люди. По сути, вся жизнь - только вдох и выдох. Но Господь щедр, и мы вдыхаем жизнь. Для тех, кто видел в жизни только стену детского дома или забор с колючей проволокой, это тем более важно. Для преодоления себя не имеет значения, сколько вам лет. Важно любить жизнь во всяком ее проявлении. Тогда и жизнь будет щедрой и снисходительной к нам. Давайте жить вечно светлой и славной жизнью.
Мне часто снится детский дом
Мне часто снится мой детский дом, хотя я покинул его стены больше 20 лет назад. Сплю нервно. Во сне вижу еще живых своих товарищей, читаю, глажу свою школьную форму. Являются мучители-воспитатели, сон мой нервный, но покаянный. Моя жизнь перевалила экватор, хочется пожить для себя, но - стоит только лечь спать, как я попадаю в детский дом, СИЗО, и встречаю «глаза одиночества». Тут же мысль пожить для себя испаряется. Очень трудно жить по условиям, которые диктуют обстоятельства, но так честнее. Господь указал мне мое предназначение - прощать своих недругов и мучителей. Я научился любить тех, кто не любим обществом, все свое время и жизнь я отдаю им, это большое счастье - знать, что живешь не зря. Можно искать смысл жизни в материальных ценностях, но итог будет печален: ради чего и кого все это? Я же ищу своих товарищей, брожу по Интернету, размещаю фото, обращения, я готов выслать им деньги, только они б нашлись. Тишина.
Недавно я опять ездил в Суздаль, ходил, вспоминал, думал. Как славно, что я могу наведываться в город детства, бывая в Москве на конференции или по делам. Мне нравится песня про городок в финале одноименной передачи: «Ах, как хочется вернуться в городок», городок детства... Но - видимо, то, возле сердца, не дает мне спокойно спать.
На днях позвонили с ОРТ (Первого канала), хотят, чтобы я рассказал о детском доме, как прошло мое детство, юность и так далее. Я думал, что мои воспоминания волнуют исключительно меня самого. Так трудно каждый раз вытягивать эту занозу... Но я готов вспоминать- ради тех, кто этого не пережил. И дай Бог, чтобы с ними не случилось первой части этого эссе - Соленого детства. Которое застряло в моем сердце вечной занозой.
И очень личное:
Не знаю, посылать ли вторую часть матери...
Александр Гезалов
|
