Работники исправительных учреждений не любят слова "тюремщики". Они имеют на это право. Это их жизнь, их ежедневный труд, и им досадно пустое любопытство: "Вам, журналистам, только колючую проволоку и хочется видеть..." Между тем среди тех, кто работает в этой системе, есть серьезные, ответственные и сострадающие заключенным люди. Готовя эти материалы, мы видели таких людей.
О преступлении и наказании, о выживании личности в условиях заключения и об отношениях между осужденными и сотрудниками исправительной системы мы беседуем с начальником НИИ уголовно-исполнительной системы Минюста РФ, доктором педагогических наук, профессором, полковником внутренней службы Анатолием Валентиновичем Будановым. В правоохранительных органах он проработал 25 лет, из них 13 - в уголовно-исполнительной системе.
- Анатолий Валентинович, насколько тюрьма или колония может исправить преступника и что для этого нужно?
- Знаете, мне не очень нравится наш официальный термин "исправление". Человек не машина. Его нельзя "исправить". Можно помочь ему вернуться к нормальной человеческой жизни. И многие возвращаются. Все-таки рецидив у нас далеко не стопроцентный. Конечно, есть и такие, кто просто исхитрился больше не попадаться в руки правоохранительных органов. Но значительное число освободившихся больше не хочет вести тот образ жизни, который их привел на скамью подсудимых.
Я не берусь утверждать, что это заслуга исключительно работников колоний. Хотя их работа помогает человеку вернуться к нормальной нравственной жизни. Мы недавно приняли новую концепцию воспитательной работы с осужденными, и, поверьте, она отнюдь не плоха. Кроме того, у нас в колониях работает много неглупых, порядочных людей, которые помогают осужденным разобраться в своих мыслях и поступках.
Очень большое значение имеет семья. Мужа осудили, но жена осталась ему верна, и у него есть зацепка на воле. Кстати, особое значение имеет сохранение семьи для осужденных женщин. А иногда это заслуга родителей: молодой парень совершил глупость, осужден, но близкие, родные люди ждут его освобождения, и он к ним возвращается.
А если человека никто не ждет, даже когда он выходит с твердым намерением больше ни за что к нам не попадать? Жилье утеряно, работу найти не может, семье (если она была) он не нужен, куда ему податься? В бомжи? В криминальную группу? Или совершить еще одно преступление и опять в колонию? У нас по крайней мере тепло и сухо, есть постель, накормят, дадут какую-никакую работу... Очень важно, как человека встретит социум. И здесь незаменимую роль играют государственные и общественные социальные программы. А это огромный комплекс задач и работы.
- Как вы относитесь к таким инициативам правозащитников, как сокращение численности осужденных за счет более мягких наказаний, амнистий, альтернативных методов наказаний и т.д.?
- В целом к этим идеям я отношусь положительно. Кстати, это инициативы не только правозащитников. Наш институт неоднократно по заданию Минюста России разрабатывал предложения по амнистиям, по пересмотру статей УК РФ в плане смягчения наказаний. Однако мне кажется, что необходимо оставить серьезные уголовные наказания за тяжкие преступления против личности.
Мы не должны гуманность понимать как всепрощение. Мы должны понимать ее как правовую и нравственную оправданность наказания, как соответствие воздаяния совершенному злу. И к этому надо подходить очень взвешенно.
- Может ли человек, оказавшийся в заключении, сохранить себя как личность в этой ужасной среде?
- Во-первых, я должен сказать насчет среды. То, что она "ужасная", это не совсем точно. С моей точки зрения, среда исправительных учреждений - это сложнейшая смесь противоположностей и противоречий. С одной стороны, и криминальные, и духовно-нравственные характеристики осужденных оставляют, как говорится, желать лучшего. Сейчас, после амнистий и других гуманных актов, у нас во многих колониях до 70% осужденных - это лица, совершившие тяжкие преступления. Но, с другой стороны, отнюдь не все осужденные являются какими-то законченными злодеями. Ведь источником преступления, особенно на бытовой почве, является порой трагическое стечение обстоятельств. И всегда ставить знак равенства между преступлением и человеком, наверное, было бы неправильно. Мы знаем людей, совершивших преступления и не утративших при этом что-то чисто человеческое и нравственное. Кроме того, осужденные ведь сейчас не варятся в собственном соку и не живут в абсолютной изоляции. С ними общаются сотрудники наших учреждений, которые в целом-то люди неплохие. Но есть еще и представители общественных организаций, благотворительных фондов, священнослужители Русской Православной Церкви, которые несут духовное, нравственное добро. А иногда и чисто материально поддерживают осужденных, что для них чрезвычайно важно.
Как видите, возможность сохранить себя как личность все-таки есть. К сожалению, иногда нечего сохранять. Ведь нередко "союзниками" преступления являются ограниченность человека, его патологический эгоизм, нравственная глухота по отношению к страданиям жертвы, а порой - просто неспособность понять сейчас, что с ним будет завтра, если сегодня он сделает это. Но многие раскаиваются в содеянном. И, может быть, именно раскаяние в этом случае и является признаком того, что личность сохранилась. А мы им помогаем понять, что они совершили. А самое главное - понять, что им делать дальше. Я бы сказал, что колония - это одно из тех мест, где сейчас наиболее открыто и откровенно идет борьба добра со злом, которая вообще происходит в нашем мире. В том числе и в душе осужденного, и в душе работника уголовно-исполнительной системы. Только в этом очень сложном переплетении отношений и борьбы добра со злом мы можем рассматривать, способен ли человек сохранить себя как личность или нет. И если у него есть какой-то внутренний стержень и есть ради чего сохраняться, практика показывает, что может и способен.
- Какие существуют разновидности мест заключения и каковы нужды каждой из них?
- Если быть точным, то место заключения у нас одно - следственный изолятор, где содержатся люди, находящиеся под следствием или судом. Вот места отбывания наказания нескольких типов. Воспитательные колонии для несовершеннолетних. Женские колонии. Мужские колонии различного вида режима: общего, строгого, особого. Тюрьмы. Сейчас есть также особый тип колонии для тех, кому смертная казнь заменена пожизненным заключением. Но есть и колонии-поселения, где, при ряде необходимых ограничений в правах и передвижении, осужденные живут и работают как обычные граждане и даже могут вызвать к себе семью для совместной жизни с ней.
Нужды там у людей самые разнообразные и во всех сферах жизни: материальной, правовой, духовной, культурной. Об этом можно говорить очень долго. Но в контексте интервью скажу, что любому нашему учреждению нужно, чтобы туда к осужденным приходили мудрые добрые люди. Я имею в виду православных священнослужителей. Уже одним фактом своего появления они могут нести добро.
- Что нужно знать священнику или катехизатору, который хочет работать в СИЗО или колонии, об особенностях режима этих учреждений? Что бы вы посоветовали начинающему катехизатору?
- В двух словах ответить невозможно. Но я поддерживаю идею, высказанную на недавних Рождественских чтениях, о том, что сейчас представители Патриархии, православного священства и уголовно-исполнительной системы должны совместно подготовить две книги, где конкретно бы освещались вопросы духовного служения в наших учреждениях. Одну - для священнослужителей, другую - для сотрудников уголовно-исполнительной системы. Священнослужителям необходимо знать основы уголовно- исполнительного законодательства, правила внутреннего распорядка в исправительных учреждениях и СИЗО, психологические особенности осужденных - лучшие и не лучшие. Знать некоторые специфические черты жизни осужденных в колониях. И наверное, кое-что узнать подробнее и о самих сотрудниках колоний, их работе и жизни. Здесь ведь тоже все не очень просто. А с другой стороны, нашим сотрудникам нужно знать о статусе священников Русской Православной Церкви, чтобы не обращаться к священникам с вопросами, не адекватными их служению (это хоть и редко, но бывает). Несомненно, нужны и знания о православной вере.
Ведь нам чаще видна лишь ее атрибутивная сторона. Спроси наших сотрудников, чем Православие отличается от католичества или лютеранства... Боюсь, что многие из них ответят: там по-разному идет служба, храмы разные, у протестантов нет икон...
- В какой помощи нуждаются сотрудники уголовно-исполнительной системы?
- Для нас будет ценна самая разная помощь, в том числе и духовная. В частности, духовная поддержка в нашей профессиональной деятельности. Условия службы у нас непростые, и порой сотрудник теряет представление о нравственном смысле своей деятельности. "Я работаю, конца-края этой работе не видно, а они снова сюда возвращаются... Мой труд бесполезен..." - и т. д.
В такой момент важно поддержать нашего сотрудника. Помочь ему сохранить в себе представление не только о гражданском и государственном смысле своей работы, но о ее конкретно-человеческом нравственном значении - это, наверное, задача номер один. И думаю, что здесь реальную помощь может оказать православный священнослужитель. Причем в самом разном виде, особенно - в личных беседах.
Или другая беда... Я помню, когда в 1977 году я проводил свое первое анкетирование работников колоний, один начальник отряда очень точно ответил, в чем проявляется у нас профессиональная деформация. В огрублении чувств. В накоплении душевной усталости. А порой сотрудники колоний испытывают еще и такие стрессы, от которых по ночам спать трудно. И здесь нужен какой-то духовно-эмоциональный противовес. То самое светлое чувство, которое порождает храм или просто беседа с мудрым священнослужителем. Поверьте, это может принести человеку какую-то особенную радость, которой ему, увы, так часто не хватает в обыденной жизни.
- Что самое тяжелое в работе сотрудников уголовно-исполнительной системы?
- Я скажу свое личное мнение, с которым, наверное, не все мои коллеги согласятся. Самое тяжелое - это по-человечески относиться к осужденному, совершившему не просто страшное, но гнусное и омерзительное преступление. Даже если он раскаивается. И очень тяжело работать, когда положительный результат своей работы ты видишь далеко не всегда. Понимаете, человека очень поддерживает то, что он видит результаты своей деятельности.
- Складываются ли в колонии "человеческие" отношения между осужденными и работниками системы?
- С одной стороны, отношения сотрудников с осужденными четко регламентированы, что помогает чаще всего и сотрудникам, и осужденным. Но без нормальных человеческих отношений работать невозможно. Например, я должен доказать осужденному, что мне можно верить. Я должен доказать, что если я чего-то пообещал, то я это сделаю. Но, если я сказал, что я не буду чего-то делать по такой-то причине, он должен мне поверить, что так оно и будет.
Здесь очень сложная нравственная грань - без этого авторитета, без определенного доверия осужденных к сотрудникам работать было бы невозможно. Я могу назвать многих сотрудников колоний, которые обладают не только нравственными качествами, вызывающими уважение осужденных, но и интеллектуальным авторитетом. Ведь порой осужденному нужно помочь разобраться в какой-то жизненной "закорючке", подсказать, как и что нужно делать. И здесь я тоже должен доказать, что мне можно верить.
С другой стороны, для самих осужденных (хотя они, естественно, очень разные) тоже немаловажно знать, как к ним относятся сотрудники колонии. Особенно те, кто пользуется истинным авторитетом. Поэтому это очень сложная сфера человеческих отношений, и она должна существовать. Без нее мы действительно можем превратиться в тюремщиков и надсмотрщиков, а осужденные - в "зэков" с порядковым номером. А нам это совсем не нужно. Да и осужденным тоже.
Беседовал Алексей Реутский
Сайт-журнал «Нескучный сад».
