Детдом - временное счастье

Разделы: Рассказы о детских домах

КОРР:- Вы автор автобиографических книг «Соленое детство», «Преодоление», в которых вспоминаете о своей полной жестокости жизни в детдоме. Можете объяснить, почему такой беспредел творится в детских домах?

АА- Дети в детдоме не могут быть добрыми по определению, там идет борьба за ресурсы, за внимание, за иерархию. Если бы люди ясно представляли, что это такое, подобных учреждений бы не было. Там ребенок постоянно должен быть в стойке, уметь бить, уклоняться. В семье как? Папочка, мамочка принимают за тебя многие ответственные решения. А в детдоме ты сам решаешь. Там вырастает совсем другой тип ребенка - ребенок-боец, который бьется со всеми. Он резко взрывный, потому что в мире, в котором он вырос, если ты не успел первым взорваться и взорвался другой - он все получит, а ты ничего не получишь. Там успешнее тот, кто быстрее научиться отстаивать свои права за счет жесткости, а не диалога. Только эта успешность губительна, потому что в нормальном обществе не проходит. Взорвешься в обычной жизни - тебе скажут: ты не адекватен, пошел в тюрьму! В обществе, где надо уметь выстраивать диалог, такой ребенок нежизнеспособен. Поэтому детских домов быть не должно.

КОРР:- И ничего со времен Вашего детства не изменилось в этой структуре?

- Недавно я ездил на Украину в фонд Рината Ахметова обсуждать вопрос жестокого обращения в детских домах. Руководитель фонда мне сказал: мы провели исследование в современных детских домах и по нашему отчету может возникнуть ощущение, что мы Вашу книгу «Соленое детство» просто переписали слово в слово. Дети говорят на том же языке и то же самое рассказывают. Система самосохранилась, она практически не менялась со времен Макаренко. Мне методы Макаренко и то, что из них выросло, кажутся ошибкой. Детдом - это закрытый детский социум, где дети привыкают к деформированному сообществу. Семейное просвещение, сексуальное просвещение, знание многих базовых вещей туда не проникают. Вот мой трехлетний сын сейчас за нами незаметно подсматривает, за мамой и папой, он уже сейчас приобретает знания, видит, как мы общаемся, какие у нас отношения: вот у мамы пузико - она сейчас ему родит сестричку и т.д. Он базовые знания получает естественно. А в границах детского дома - даже хорошего детского дома - это невозможно. Потому, что ребенок не видит основного: отца и мать, отвечающих за свою семью. Да, там попадаются добрые женщины. И что дальше? Все равно есть границы, которые непреодолимые.

КОРР:- Как у Вас появилось эта воля - не сдаться, не сломаться, не быть таким, как все детдомовцы?

А:- В обществе детдомовца ломают быстрее, чем ребенка в детоме. В детдоме это в основном физические унижения, а обществе унижения более высокого типа: ты низкой компетенции, мы тебе покажем сейчас твое место. Меня за 16 лет моей жизни в детском доме постоянно лупили, но не сломали. Когда к нам приезжали ребята, которые закончили детский дом, в наколках, отсидевшие, я смотрел на них и думал: вот таким я точно не буду. Может быть, из-за того, что я очень внимательно смотрел советское военное кино. Потом - фильм «Женя, Женечка, Катюша» с песней Окуджавы «Капли датского короля», фильм «Цыган» с Кларой Лучко. Тогда много было фильмов про то, как среди этой войны, канонады, жестокости появляется любовь, как человек остается самим собой. Очень сильное влияние на меня оказали актеры Даль, Матвеев, Бондарчук, фигура Высоцкого. Из женщин актрисы Лучко, Мордюкова, Гундарева. Они все играли роли людей с характером, способных что-то пронести через боль. Благодаря им, во мне не сломали самое главное: - желание не сдаваться, даже в той ситуации когда тыкают в глаз и говорят: «А! Ты детдомовский, сука такая! Вы там все воры и негодяи, вы только умеете брать». Это очень трудно пережить, трудно не согласиться с этой правдой. Несмотря ни на что, профессионализироваться, получать образование. Например, я 5 лет жил в магазине, но не принял на себя роль горемыки, понимая, что иначе мне будет сложно взаимодействовать с обществом. В России нежелательно один раз оказаться в детском доме, один раз оказаться в тюрьме, один раз сесть в лужу, будучи бездомным и т.д., тебе это прилепят потом на всю жизнь, точно клеймо. А это - поражения в правах по жилью, по образованию, в правах по отношению других к тебе. Этих поражений очень много, и тебе сложнее других подняться над собой, сказать: ребята, я с вами согласен, что я был в такой ситуации, но я сам постараюсь ее исправить. Не вы мне поможете, а я сам.

После флота ­- после тяжелейшей службы на подлодке, которая для меня была очень легкой, - я мог поехать обратно: просить квартиру в соцзащите, пытаться устроиться на работу за копейки, общаться с теми же выпускниками, с которыми я выпустился. Но я решил, что поступлю по-другому. Буду искать свою неведомую «землю Санникова». И вышел совсем не там, где должен был выйти. Я понимал, что если я опять вернусь в сиротскую стаю, то попаду в гетто, где все пьют, где все одна команда, противостоящая обществу и государству. И я решил туда не возвращаться, а те, кто вернулся, - все уже погибли. Потому что когда ты в стае, с крутой машиной и «волыной», ты хоть и чувствуешь, что защищен в границах своего гетто, но ты уже помечен флажками. У Высоцкого есть такая песня про флажки: «идет охота на волков»... Меня усиленно тянули в ОПГ еще в юности, потому что я хоть и маленького роста, но боксеров бил, и все-таки я не прогнулся под бандитов. И государство меня гнуло-гнуло, но так и не сломало. Даже медалью потом наградило - за то, что не смогло меня сломать, - ордена «За заслуги перед Отечеством» 2-ой степени.

КОР:- Расскажите, чем вы сейчас занимаетесь?

А:- Мы помогаем детдомам подготавливать детей к самостоятельной жизни. Мы - это целая команда людей - студия социального проектирования «2ГА». Работаем с детскими домами, с выпускниками, с коллективами, с православными приходами, с государством. Добиваемся изменения сознания, понимания обществом того, что такое государство, кто мы в государстве, как с ним взаимодействовать, как с ним работать; как сделать так, чтобы государство менялось и т.д. Это огромная работа, она и практическая, и просветительская, где-то лоббистская, где-то иногда презентационная, несколько слоев.
Например, у многих социальных групп вырастает иждивенческий настрой: «мне все обязаны, мне все должны». А ведь можно и самому много чего сделать. Прежде всего повысить свои профессиональные компетенции. В Европе на семью - муж и жена - приходится порядка 8-ми образований. В России - одно-два, максимум 3. А чем больше знаний у семьи, тем больше возможностей у нее выживать в часто меняющихся российских условиях... Наши же семьи, в основном, занимают выжидательную позицию. Вот у нас с Анной, моей женой, на двоих - 6 образований. У нее 2 высших, у меня одно высшее, но при этом у меня еще специальные образования, позволяющие мне починить унитаз, решить вопросы по отделке, провести свадьбу, поработать в магазине продавцом, поработать в школе замдиректора по воспитательной работе. Мне не зазорно пойти дворником. Но большинство людей хотят сразу министерские должности. Я на эту тему написал в своем блоге на «Эхо Москвы», один человек откликнулся: «у меня все образования академика, а работы нет». Получается, у него есть то, чего нет. Может быть, надо тогда спуститься и поискать какие-то работы, которые дадут тебе возможность зарабатывать для семьи.

Мы опекаем некоторые многодетные семьи - помогаем с одеждой, памперсами, с транспортом. Даже тем, кто не стонет «дайте». Я реально понимаю, что той или иной семье нужно вот здесь, здесь и здесь помочь. Папа, например, работает на тракторе, мама сидит с ребятишками и ведет хозяйство. Самым необходимым они своих 12 детей обеспечивают. Но ведь детям нужны сладости и радость какая-то, и мы стараемся в этом помогать. Но если мы начнем заваливать подобную семью, вообще, всем, то мы их просто угробим, они сядут и станут говорить: «ребята давайте еще, еще».

Помимо помощи семье, мы стараемся двигать и общество, и государство. К примеру, я сейчас включился в работу в Общественной палате и состою в рабочей группе по социальным стандартам и услугам. В России до сих пор нет такого понятия как «стандартная услуга», это не закреплено, не описано. Есть понимание, что надо, а как надо, никого не волнует. Мы сейчас пытаемся это наработать, чтобы услуга была завешена, чтобы ею могла пользоваться семья (не имеет значение, сколько там детей). Казалось бы, семья - главный институт государства - и по закону, и по конституции. Но фактически на сегодняшний день это не так. Можно, конечно, в ответ писать разгромные статьи про негодяев вокруг, как большинство и делает. Потому что это удобно. А я считаю, что лучше вырабатывать правоприменительные вещи, чтобы как-то вопросы эти решались. Для этого надо грамотно с государством разговаривать. Не орать на уровне эмоций: «Вы негодяи! Всех чиновников посадить!» Мы, общество, имеем некие проблемы, давайте попробуем вместе их решить. Нужна демаркационная зона, где нет пальбы, где можно договориться.

КОРР:- Расскажите про семью, про жену, если можно...

­А:- Анну Господь мне просто подарил. Мой первый семейный опыт не сложился, потому что я долго не имел жилья и прописки. Но у меня был за душой веселый нрав, умение петь с гитарой, наблюдательность, какая-то выживаемость, потом куча образований. Возможно, Анна просто не стала смотреть на то, что у меня в паспорте ничего нет, а посмотрела просто как на человека. Много что в моей жизни изменилось, благодаря ей. Я переехал в Москву, у нас сейчас двое детей, ждем третьего. Ей не просто, потому что работа у меня неспокойная, разъездная. Но мы оба - люди верующие, думающие о том, что мы Богу предъявим, когда мы придем Туда. И потом мы очень похожи характерами и даже внешне. Видимо Господь подбирает как-то половинки.

Журнал "ДОМОВОЙ"

http://gezalov.net/?page_id=1011#comment-330