Родная кровь

Разделы: Общество и дети-сироты, проблема равнодушия

Человек без семьи - что дерево без корней.

Родители бывают разные - есть и такие, от которых детей приходится спасать. Но если ребенка можно забрать из семьи, поместив в социальное учреждение, то память о родителях и мечты о встрече с родной семьей у него не заберешь. Многие сироты после выпуска из интерната начинают разыскивать своих кровных родственников. О том, чем важны эти поиски и какую роль играют «родители, которых нет» в жизни ребенка-сироты, - наша беседа с Александром Гезаловым, известным общественным деятелем и храмостроителем, лауреатом многочисленных наград, автором книги «Соленое детство» и - бывшим детдомовцем.

Корр.- Александр, почему это так важно для сироты - найти людей, которые так и не стали его близкими?

А.Г.- Это нормально, когда дети ищут свои корни. Вопрос «Кто мои родители? Где они? Как живут?» - для ребенка-сироты один из самых важных. Или даже такой вопрос: «А похож ли я на них?». В детском доме этот вопрос вопросов всегда безмолвно висит между стен, он преследует ребенка в школе, в летнем лагере, на улице. И в голове выпускника он звенит, как у Высоцкого: «Кто меня там встретит, кто меня обнимет, и какие песни мне споют?».
В советское время мамы и папы, лишенные родительских прав, не появлялись на территории учреждений - это не разрешалось, как, впрочем, и сейчас. Но сегодня уже ни для кого не секрет, что очень часто дети сбегают из детских домов к своим непутевым «родакам», чтобы стащить для них с рынка грушу или зубную пасту. И после выпуска они возвращаются в свои же семьи - представьте, как долог становится этот путь!

Корр.- А если в кровной семье им не рады? Если человек видит, что не нужен своим родителям? Зачем ребенку - пусть даже взрослому по паспорту - эта новая боль?

А.Г.- Пусть он узнает правду - это честно по отношению к будущему. Пусть сам увидит, что он чужой, и пойдет своей дорогой - но уже без иллюзий и наветов. Так было и у меня: когда я нашел мать и понял, что она не видит во мне родного ребенка, я ушел в свою дальнюю и непростую дорогу один, простив ей ее неразумие.

Корр.- Но что это за дорога? Куда идти? И как простить предательство?

А.Г.- Идти вперед, строить свою жизнь, не зацикливаясь на прошлом. Да, люди, которые тебя бросили и не состоялись как родители, сделали не лучший выбор. Но это их выбор, их крест, их ответственность перед Богом. А ты должен учиться, работать, создавать семью - и, возможно, глядя на тебя, родители поймут, что их сын НЕ ТАКОЙ. Твой успех - твой личный успех - будет хорошим примером для твоих детей, которые будут знать, что их отец вырос в детском доме, но нашел свой, верный и спасительный путь.

Корр.- А как сами сироты, живущие в детском доме, воспринимают своих родителей?

А.Г.- Внутри ребячьей среды образ родителя - идеальный, неприкосновенный. Это святыня - маленькая тайная комната, собственный уголок, куда может спрятаться ребенок, живущий в сиротском учреждении, где у детей нет практически ничего своего. В нашем детском доме многие ребята выдумывали истории о том, что их родители - очень богатые люди, просто они уехали за рубеж или еще куда-то. Это самовнушение - некая иллюзорная защита от той противоестественной среды, в которой дети вынуждены существовать.
И потом сформировавшийся за годы жизни в детском доме красивый и неприкосновенный образ мамы и папы не состыковывается у них в голове с тем, что они видят в реальности, - с пьянством, с грязью. Есть и еще один родительский образ - показной. Он используется для «обработки» посторонних. Например, детдомовских детей часто спрашивают: «Что с вашими мамами-папами?». А они отвечают: «Убили топором». На самом деле, ребенок может и не знать, кто его родители и что с ними. Но он видит, что перед ним люди, которые от этой фразы растают и постараются каким-то образом ему помочь.
Показной образ нужен еще и для того, чтобы оберегать свое личное пространство от постороннего вмешательства. Ведь именно в личное пространство ребенка, в его мир приходят волонтеры, опекуны, усыновители, а не наоборот. И взрослым приходится с этими образами как-то работать. Человек неопытный в этой ситуации может наломать дров, например, начать позиционировать себя как «идеального родителя». Ребенок при этом будет чувствовать, что идет какая-то игра, и ее условия он может принять, а может и не принять. Часто дети не соглашаются подыгрывать взрослым.
«Пройти мимо» родительского образа, не столкнуться с ним у опекуна все равно не получится. Идеальный образ мамы или папы ребенок составил себе, когда ему было трудно. И этот образ закреплен временем и обстоятельствами. Ведь за что ребенок хватается? По сути, за соломинку надежды, что когда-нибудь и за ним придут «Алые паруса». А когда эти «Алые паруса» в лице опекунов или усыновителей на самом деле приходят, у детей часто наступает сильное разочарование, потому что новый человек не совпадает с тем образом идеального родителя, который был нарисован воображением. Ребенок понимает, что должен как-то пристраиваться, перестраиваться. Поэтому так много провокаций на эту тему, истерик и так далее. Может быть, этот «идеальный» образ объективно хуже того человека, который пришел в реальности, но ребенок не может от него отказаться, потому что это та соломинка, которая ему когда-то помогала. От прошлого отказаться вообще непросто, тем более, ребенку, который еще не до конца поверил, что его забрали насовсем, который ждет подвоха, потому что в детском доме детей часто пугают разными историями про усыновителей.

Корр.- Но зачем сотрудникам детского дома запугивать детей страшными усыновителями?

А.Г.- Система не всегда готова отдавать детей в семью. Не потому, что сотрудники детдома с уходом этого ребенка потеряют работу, а потому, что у них уже совсем другая самоидентификация. Ребенок в сиротском учреждении воспринимается как некий объект-исполнитель. Воспитатели часто делегируют свои полномочия детям, даже в самом маленьком возрасте. И получается, что на детей возлагается ответственность за то, за что они не должны отвечать. Например, воспитатель говорит: «Таня, иди скажи Пете, что надо сделать то-то», вместо того, чтобы самой подойти к Пете и решить этот вопрос. Воспитателю просто лень, а тут под рукой есть посыльный. Или: «Иди последи за теми-то», «Иди посмотри, куда они пошли».
Еще есть такой момент. В детдоме разговоров о родителях дети между собой не ведут. Как правило, подобные разговоры инициируют взрослые. Потому что родители - это такая кнопка, которая позволяет манипулировать детьми. Нередко воспитатели давят на нее, чтобы унизить. Например, детям часто приходится слышать такие слова, как «безотцовщина», «тебя родила не пойми кто». Мне говорили такую фразу: «Ты подумай только, кто твой отец!». У воспитателей ведь очень мало инструментария для воздействия на своих подопечных, они пользуются тем, что вызывает какую-то реакцию. При этом они наносят ребенку большой урон, ведь он хочет как-то защитить своих родителей. Естественно, что у него возникает сильный протест.

Корр.- Раз «родительская» тема - такой мощный рычаг воздействия, очевидно, его можно использовать не только для унижения и манипуляции, но и на благо ребенку...

А.Г.- Не можно - нужно! Надо дать возможность ребенку пораньше снять розовые очки, чтобы он осознавал, кто его родители, какой образ жизни они ведут, чтобы воспринимал их как реально существующих людей, а не как монстров и не как идеал. Само учреждение должно готовить своих будущих выпускников ко встрече с этой реальностью, понимая, что зов крови и памяти может многое сделать для ребенка из детского дома. К примеру, он может начать писать родителям письма, слать открытки, или даже зарабатывать деньги для обустройства их быта. Даже если родители в мире ином, это может помочь ребенку осознать цену жизни, найти новый жизненный вектор. Ведь, в любом случае, эти кресты для него роднее всего.
Надо рассказать детям о том, какие жизненные обстоятельства привели к тому, что их родителей нет рядом. Потому что после выпуска большинство социальных сирот будут вынуждены вернуться в свои родные семьи - им больше некуда идти, собственно говоря. А там полный караул. Или их там не ждут. Дети должны осознать, что им, чтобы выжить, нужно пойти своим путем. Я цинично скажу: идеально, чтобы они пришли на могилу - но такое бывает нечасто.
Еще до выпуска ребенку в голову надо заложить программу, что он должен стать пехотинцем своей судьбы, компас, намагниченный на самореализацию. Если он выйдет с реальным пониманием того, что никому, кроме себя и Бога не нужен, это даст ему новый импульс, он начет как-то собираться. И у него не будет каши в голове и вот этой расхоложенности: мол, у меня есть родаки, которые для меня и за меня все сделают. Он будет понимать, что должен учиться обязательно, работать обязательно. А почему? А потому, что у него тыла нет. И только так он сможет шагнуть в будущее. На деле же что происходит? Дети выходят из интернатов абсолютно невменяемые, бросаются в объятия этих родителей и потом идут под откос.
И, конечно, необходимо помогать самим родителям. Нужно, чтобы за два-три года до выпуска ребенка к ним пришел социальный работник и как-то начал заниматься этой семьей: если есть возможность, отправил бы родителей на переобучение, помог с трудоустройством, пригласил медиков, если там дикие запои.

Корр.- Но ведь все это можно делать тогда, когда ребенка еще не забрали...

А.Г.- Так этого вообще никто не делает в принципе. А тут хотя бы за пару лет... Ведь от этого зависит дальнейшая адаптация ребенка к жизни вне стен учреждения. Иначе шок и травма от увиденного дома может навсегда его сломать. Потому что человек поймет, что он - сын вот этих уродов, этих алкашей, о чем, по сути, и говорили воспитатели.

Корр.- Может быть, тогда наоборот надо настраивать детей на то, чтобы они после выпуска и не заглядывали в отчий дом, к этим алкашам? Статистика ведь говорит, что около 80% детей, «влившись» в родную семью, повторяют путь своих родителей. Так стоит ли возвращаться?

А.Г.- Вот это вопрос вопросов. Я всегда говорил и буду говорить, что сиротам нельзя кучковаться там, где водка и криминал. Первоочередная задача - как можно дальше заплыть за буйки безнадеги и постараться своим трудом созидать свое будущее, осознавая, что трудности объективны и преодолимы. Если рядом с ребенком будет надежный, эмоционально стойкий взрослый, он поможет сироте выработать определенную нравственную позицию, даст четкие ориентиры. И к тому моменту, когда долгожданная встреча с родителями состоится, на фразу «Выпей, ты что меня не уважаешь?» ребенок будет готов ответить, что уважение не измеряется количеством совместно выпитой водки. Даже будучи пьяным, родитель поймет, что перед ним человек, который уже не сломается. И это осознание даст ему шанс самому подняться с колен. Ведь дети - очень хорошие мотиваторы.

Корр.- Все-таки хочется конкретики: какую позицию должен привить ребенку помогающий взрослый, чтобы в будущем, вернувшись жить по месту прописки, сирота смог бы противостоять влиянию среды, родственников?

А.Г.- Ну, во-первых, что он сам хозяин своей судьбы. Что жизнь постоянно бросает человеку вызовы. Например: сбегать за водкой для своей мамаши или не бежать - это вызов. На этот случай человек должен иметь некие нравственно-ценностные установки: вот этого я не делаю, а этого я не делаю никогда, вот здесь я выскажу свое мнение, а тут скажу «нет». Их можно привить. Должны быть сформированы определенные готовые ответы на конкретные вызовы жизни. Модель поведения лучше всего показать своим примером.

Корр.- Я знаю, что на адрес Вашего сайта постоянно приходят письма от сирот с просьбами помочь в поиске кровных родственников. Вы им чем-то помогаете?

А.Г.- Я подсказываю, что важно найти хотя бы одну зацепочку, узнать, где раньше жила семья, и по листку убытия с места прежнего проживания в паспортном столе проследить дальнейший путь своих родственников.

Корр.- Что делать приемному родителю, если его ребенок захочет найти своих кровных родственников? Как себя вести? Какую позицию занять?

А.Г.- Ситуации бывают разные. В этом вопросе лучше не спешить, не суетиться и, главное, не паниковать. Это нормальная потребность, ребенок имеет право на свою историю, на информацию о своей кровной семье. И надо умно помочь ему реализовать это право. И надо понимать, что есть 2 закона: государственный, который декларирует, что у социального сироты родителей нет, потому что их лишили родительских прав; и человеческий, по которому у ребенка родители все-таки есть, и рано или поздно он их все равно обретет.
Мне известны случаи, когда опекуны находили кровных родителей своих подопечных и помогали им восстановиться в правах. Это, конечно, требует духовных сил, нужны определенные ценностные установки. Но это самое святое, что может сделать опекун, видя, что семью можно воссоединить. Даже если кровные родители совсем опустились и не справляются с собственной жизнью, все равно можно предпринять какие-то шаги, например, периодически посещать эту семью, если есть возможность. Ребенок оценит эти усилия, а наглядный пример крепости духа опекуна, возможно, сыграет решающую роль в том, какую жизненную дорогу он выберет в дальнейшем.
В любом случае, вопрос о корнях сам по себе не рассосется. Он будет висеть, как чеховское ружье на стене, пока не выстрелит, поэтому лучше снять это ружье заранее и разрядить.

Корр.- Чем ценны контакты с кровными родственниками?

А.Г.- Главная ценность - возможность самоидентификации. Ребенок осознает свою принадлежность к кровной семье, причастность к ее истории, обретает важные исторические и биологические корни. Он понимает, что не свалился с неба прямо в капусту, как какой-нибудь Лунтик, а родился у этой мамы и у этого папы, за которыми стоит множество поколений его предков.
Сострадательная позиция по отношению к своим родителям, которую в результате этих контактов усваивают многие социальные сироты, тоже очень важна. Плюс у ребенка перед глазами есть наглядный пример, глядя на который он решает для себя: я не буду таким, я смогу стать лучше, состояться - ведь незримое состязание с родителями всегда присутствует, а значит, есть выигравшие и проигравшие. Пусть лучше выигравшими будут дети.
Даже если ребенок полностью отрезан от этой пуповины, живет как бы без корневища, ему нужно помочь обрести эти корни - взять за руку и привести к этой теме. Чтобы ребенок начал понимать, что он вышел из чрева своей матери, ему об этом надо рассказать. Надо помочь ему начать идти по этому важному пути. Ведь это не только этический, нравственный или имущественный вопрос, речь идет еще и о том, что эти девочки и мальчики когда-то сами станут мамами и папами. А какими родителями они будут, если у них нет ни чувства благодарности к собственным мамам и папам, ни представления о том, что значит быть родителем?

Корр.- Откуда возьмется благодарность к кровным родителям, если они не принимали никакого участия в жизни ребенка?

А.Г.- Знаменитая фраза «Когда я родился, мама, тебя рядом не было», конечно, передает всю жестокость этой проблемы. Тем не менее, именно в этой женщине появился когда-то маленький эмбриончик, человечек. Благодаря ей он получил возможность дышать, смотреть на небо, радоваться закатам, в том числе рожать детей. И за это - как некая рожденная субстанция - он должен быть признателен именно матери. То, что она его не воспитывала, - это другой вопрос. Я не совсем согласен с высказыванием, что мать - это та, которая воспитала. Мать - это та, которая родила. А милосердные, сострадательные попечители, которые оказались рядом и вырастили - это близкие люди.
Что самое высшее может быть? Жизнь! Нас нет - нет жизни. Господь не зря сказал «Плодитесь и размножайтесь». Да, эта мать, родившая ребенка, потом против него согрешила. Но это уже ее грех. Когда меня спрашивают: Саша, вот мать тебя оставила, как ты к ней относишься? Я могу одно сказать: я не ожесточен, я ее понимаю и принимаю с тем, что она сделала, и я благодарен за то, что она родила меня на этот свет. Другое дело, что мы не смогли пройти рука об руку какой-то очень важный отрезок жизни. Своим выбором мать обеднила и меня, и, в первую очередь, себя. Но я сделал гораздо более гуманный выбор по отношению к ней. Если у ребенка есть такая установка, он не будет ожесточенным. Потому что, если он ожесточен к матери, то как же он будет относиться к себе и к другим?

Коррю- Я знаю, что Вы тоже разыскивали и разыскали свою мать. Как прошла эта встреча?

А.Г.- Моя встреча с матерью была странной. Когда я добыл документы и выяснил, где она живет, я разыскал в другом детском доме братьев. Мы решили, что съездим посмотреть на эту «тёхану», как говорят на детдомовском жаргоне. И вот приехали. Дверь нам равнодушно открыла женщина, которая по письмам уже знала о нашем визите, пригласила в дом. Уже за чаем я понял, что мы ошиблись дверью. Мать не захотела признавать нас, своих сыновей. И у меня ничего не ёкнуло, хотя очень этого хотелось. Спустя какое-то время мы, братья, разъехались кто куда: старший канул в безвестность, младший сел на 10 лет в тюрьму, я отправился куда глаза глядят. После этого мы с матерью уже не общались и не общаемся до сих пор. Со временем я начал слать ей деньги, но отношений нет. Мать я уже давно простил, а вот мой младший брат - не может, и о том, что думает об этом старший, мы, видимо, так и не узнаем.

Корр.- Вы сейчас семейный человек, у Вас есть жена, двое замечательных детей. Как они относятся к этому разрыву?

А.Г.- Как ни странно, именно жена просит меня съездить всей семьей, вместе с дочерью Сашей и сыном Федей, в гости к моей матери. Хотя, если честно, хочется не очень. Детдомовский образ доброй и «моей» мамы все же сильнее того человека, который есть в реальности. Возможно, это оттого, что я очень люблю образ Казанской Божией Матери с младенчиком на руках.

Корр.- Мне часто приходилось слышать высказывания религиозных людей о том, что для сироты особенно важно соблюдать заповедь «Почитай отца своего и мать свою». Насколько в принципе возможно такое библейское отношение к родителям со стороны социального сироты?

А.Г.- Я знаю точно, что большинство детей-сирот своих родителей любят и жалеют, а значит - почитают. Конечно, любить тех, кто не любит тебя, трудно, но дети на это способны. И это - очень по-христиански.

Интервью вела Елена Раева специально для сайта УСПЕШНЫЕ СИРОТЫ РУ