КРОМО «Равновесие»
новости
отчеты
проекты
Просьбы о помощи
О детях-сиротах
Отказные дети
О детских домах
Об усыновлении
О заключенных
О бездомных
О церкви
О семье и обществе
об организации
Форум
Почта
Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru

Передайте папе, пусть лучше займется сиротами

22.08.2007

Разделы:

Перепечатано с ежемесячного православного издания сестричества преподобномученицы великой княгини Елизаветы Федоровны "Календарь" No 10 октябрь 2005г. Ссылка на источник в библиотеке "Благовещение"

Ваше Высокопреподобие, отец Димитрий!

Простите и благословите! Я, грешный иерей Андрей, вот уже два года (с тех пор, как прочел книгу об о. Федоре Соколове) ищу встречи с Вами. Почему? Наверно, потому, что уверен в том, что получу необходимое мне — совет, участие. Тем сильнее это чувство стало после того, как я полгода назад приобрел четыре компакт-диска с Вашими проповедями — сейчас слушаю их постоянно (благо у меня в машине МР3-проигрыватель) и все поражаюсь Вашим даром раcсуждения. Батюшка мой — о. Алексий, наместник Данилова монастыря — человек крайне занятой, и глубоко поговорить с ним последние три с половиной года, можно сказать, не удается. То я на приходе, то он в отъезде или совершенно неотложные дела. Все на бегу, выслушает и скажет: «Давай молиться», и улыбнется обнадеживающе. Все правильно, и Вы также очень загружены, но так хочется выслушать советы также приходского и также семейного батюшки, тем более обладающего столь большим опытом, а к тому же и даром рассуждения. Почему не обращался раньше? Стеснялся крайне, опять же все время на приходе, и в Москве бываю редко, а когда приезжаю, то расписана каждая минута. Почему же обратился сейчас? А вот почувствовал, что все — время пришло.

Для начала расскажу о себе. Мне 43 года, крестился только в 30 лет, образование гражданское — Московский Авиационный технологический институт и вечерний техникум (ради увлечения фотографией закончил по специальности фототехника). Был зам. директора по производству на небольшом (250 чел.) заводе в Москве, работал за границей (в ЮАР) руководителем производства на частном заводе. Там же — в Африке — пришел в Церковь. (В Йоханнесбурге есть храм Свт. Николая (Касаткина), архиеп. Японского. Наших священников и русских церквей тогда еще не было. Не было даже прямого рейса в ЮАР.) Моя первая исповедь была на английском языке, и там я начал воцерковляться. По возвращении моем домой мне предлагали стать директором крупного завода, но это уже меня не интересовало — я решил все свои силы и жизнь отдать Церкви. Господь привел меня в Данилов монастырь, и покойный ныне архидиакон Роман (эконом монастыря) поставил меня руководить всеми производственными мастерскими монастыря. Почти пять лет трудничества завершились моей женитьбой на сотруднице монастыря, рождением дочери и сына и благословением на рукоположение. По рассуждении понял, что хочу быть именно сельским священником, и Батюшка благословил ехать в Ивановскую епархию, хотя я о ней даже не задумывался, да и хотелось все же поближе к дому.

Вот так три с половиной года назад я, москвич, был рукоположен в священники к храму (когда я первый раз зашел в кабинет нашего столь любимого теперь владыки Амвросия, он поднял от бумаг на меня взор и сразу, не видев меня никогда до этого, сказал: «Готовый батюшка в Вязовское») Святителя Димитрия Ростовского, что в селе Вязовское Ивановской епархии — одной из самых бедных в России. Почему сюда? Бог весть, ибо я всеми силами старался не допустить своих человеческих хотений в Божий промысел обо мне. И вот — свершилось. Село в десять домов (жилых — 4), жилья нет, магазина нет, школы нет, через дорогу — городская свалка (гарь, вонь, бомжи, собаки), никто не здоровается, денег тоже нет, мне почти сорок, двое малых детей, матушка и все родные в ужасе. Хотел сначала отказаться, да и решил уже отказаться при первом посещении прихода. Но вот, возвращаясь назад в епархию, на выходе из села заметил стоящий у дороги красивый деревянный поклонный крест и подошел посмотреть. Подошел, прочитал и понял, что отказываться не придется, что отказаться у меня не получится.

Сделаю небольшое отступление — к рукоположению у меня было несколько рекомендаций — от священника из ЮАР, от о. Владимира Бушуева (я начинал чтецом и алтарником в Покровском соборе в Измайлово), от епископа Видновского Тихона (я был у него иподиаконом) и от моего хорошего друга о. Максима Запальского из храма Преображения Господня на выезде из Москвы по Волоколамскому шоссе. А с этой последней рекомендацией произошло вот что — я пришел к Батюшке за рекомендацией к рукоположению, а он говорит: «Пусть отец Максим напишет». Мы с Максимом (тогда еще) четыре года сидели в одном кабинете в Даниловом монастыре и очень сдружились, а потом его пригласил к себе священником о. Федор, тогда еще живой. И вот в 2000 году, в год гибели о. Федора, но уже после его гибели я пришел в «его» храм за рекомендацией. Так вот, на этом кресте было написано, что на этом самом месте (т. е. прямо напротив храма) в 2000 году погибли протоиерей Феодор и его водитель Георгий. Я помню, что стоял как в столбняке, весь покрытый потом, а по всему телу бегали мурашки от реального видения промысла Божиего обо мне. А ведь я до этого самого момента не знал, где погиб о. Федор! Уже позже вдова о. Федора матушка Галина рассказала мне, как Святейший Патриарх Пимен благословил их на брак иконой святителя Димитрия Ростовского, и как я поразился этим, так и она поразилась, что о. Федор погиб у храма опять же Святителя Димитрия Ростовского, а она этого не знала, так как храм тогда не действовал. Вернувшись в епархию, я рассказал Владыке о произошедшем, и он также поразился и сказал: «Ну вот, отец Андрей, ты на месте, на котором тебе быть суждено Господом. Я никогда не уберу тебя с этого места, служи, крепись, спасайся». Я попытался что-то говорить про мою семью, про школу для детей, про помойку и вонь, но он только качал головой и приговаривал: «Помоги, Господи!»

Первое время спал в машине. Кушать, мыться и в туалет ездил в мужской монастырь в г. Иваново. Молился: «Господи, Ты меня сюда поставил — значит, я должен довериться Твоей воле святой, а Ты помоги, чтобы семья была здесь, чтобы расположились сердечки людей, чтобы поддержка финансовая была, чтобы мне устоять». В храме не было окон и в очень плохом состоянии стены, но зато был потолок (протекающий), плохонький пол и минимальное необходимое количество богослужебной утвари и литературы — можно было начинать служить. Было постоянное, реально ощущаемое чувство: Господь рядом! И постоянная Его поддержка, помощь.

Уже через два месяца меня навестила доченька (ныне покойная) Сашенька (Александра, 5 лет, названная так при рождении в честь Александры Федоровны, супруги Царя Николая Второго, прославленных вместе с детьми в лике святых страстотерпцев; важно для меня упомянуть, что зимний придел храма Свт. Димитрия Ростовского освящен в честь св. Царя-мученика Николая). Она открыла для себя новый мир. За три дня своего первого пребывания на приходе она перецеловала не только всех кошек и собак, но и всех лягушек, кузнечиков, червяков и паучков, которые попадали ей в руки — она так высказывала им свою любовь. (Бывает, что на бумаге остаются следы от слез, а тут — клавиатура.) Она собирала цветы украшать храм к службе, пробовала подпевать на клиросе (и получалось!), вставала вместе со мной и не хотела уезжать — я обрел в ней свою первую и верную помощницу.

И вот сегодня, а вернее, к январю 2004 г., в храме тепло и уютно, во всех окнах вставлены рамы со стеклами, сооружена крещенская купель полного погружения, имеются два дома: меньший — семьи священника, и больший — гостевой (дома требуют ремонта, но жить можно), гараж, попытались завести коз. Сашенька пошла в школу, в первый класс, а меня на родительском собрании выбрали председателем родительского комитета школы (священника!!!), предложили быть членом родительского комитета школ района (конечно, я согласился — это же возможность христианизации учебного процесса!), организовали для школы рождественскую елку с бесплатными подарками. Начались обсуждения о преподавании православных предметов. Уже серьезно обсуждался у мэра вопрос о выкупе школы, чтобы сделать из нее православную школу, и деньги (вернее — люди) для этого нашлись! В местной районной газете стала действовать постоянная православная страница, статьи для которой писались мною, людей на Богослужении стало больше — приезжали из ближних городов, люди в городе стали узнавать, здороваться и подходить с вопросами и просьбами.

Конечно, жизнь не была легкой и безоблачной — враг строил свои козни, но все с Божией помощью устраивалось. Первое серьезное нападение произошло на следующий день после выхода газеты с первой статьей из постоянной рубрики «Свеча». Я с детьми приехал в редакцию отдать следующую — вторую статью. Обсудили, порадовались почину, и на выходе из редакции Миша (сын, 4 года) вдруг заплакал, почти кричал — живот раздуло пузырем. Уровень медицинской скорой помощи, особенно в части ее милосердия, здесь — в глубинке — не пожелаю кому-либо испытать. Испытание длилось около часа, мы с Сашенькой молились как могли, но вот Миша мог только кричать — от боли он не мог даже понять, что я хочу от него, прося: «Миша, молись!» В какой-то момент мне удалось уговорить его повторить: «Господи, помоги!» — боль стала стихать, и через минут десять Миша улыбающийся бегал по отделению, а врач, разводя руками, ничего не мог понять.

Минуло Рождество (ночная служба, а в храме — 21 человек! и как радостно!), Крещение (27 человек, мы налили в крещенскую купель воды, освятили и окунались — в храме-то тепло — сколько было радости и ликования!), впереди день памяти Собора Новомучеников и Исповедников Российских — я считаю этот день как один из престольных праздников в нашем храме. У Сашеньки малые именины. В редакции просят статью. Объясняю, что тема слишком объемна, чтобы уместить на одной странице газеты,— они настаивают, значит, надо соглашаться. Несколько дней пытаюсь осознать и построить статью — ничего не получается: слишком объемная тема. Статья не получается, выходит по объему только книга. Срок подходит, делать нечего — уложив детей спать, помолился, обложился книгами и начал писать. Очнулся под утро — статья на четыре газетных листа, хотя сокращал, как только мог. Еще день обдумывал, и в четверг 22.01. вместе с детьми поехали в редакцию. Дел много — назавтра уезжать в Москву — там матушка ждет нас (она сдавала свою работу в Москве), бабушки, да и у меня дел полно — люди ждут, да и денег подсобрать — Москва-кормилица, а приход требует все больше денег — крыша, фундамент, текучка.

В редакции говорят: «Много!», отвечаю: «Меньше не могу! Придумайте что-нибудь». Предложили оформить коммерческий тираж, то есть газета выйдет в двух частях: обычный номер и номер, полностью посвященный только нашей теме. Надо заплатить за тираж, и деньги нашлись в самое короткое время! Все обсудили, и я с великой радостью на сердце поехал в село — собирать вещи.

Утро 23.01. Солнце, морозец, небо голубейшее без облачка, храм сверкает, на душе радость встречи с матушкой! Перед отъездом, как обычно, зашли в храм помолиться перед дорогой. Все приложились к иконам — на душе ни тени, ни облачка сомнений, огорчений. Сели в машину, поехали. Решил ехать через Ростов — дорога спокойная и очень красивая, мы любили эту дорогу. Дети вели себя на удивление послушно и не капризно. Мы с Сашенькой все поражались красотам вокруг, и она все повторяла сказанные мной слова: «Как все Господь красиво для нас устроил и подарил нам эту красивую дорогу!» И все расспрашивала меня — какие мы будем, когда воскреснем, и узнаем ли мы друг друга, и встретимся ли мы после смерти. Вот такие радостные мы и въехали в г. Ростов Великий.

Прямая дорога по краю города — трасса на Москву. (Как же страшно опять все это вызывать перед глазами, но надо — может, на этот раз все-таки пойму: мог ли я в этой ситуации повести себя по-другому, могла ли донюшка остаться в живых? Хотя прекрасно уже понимаю, что это была не просто авария и не просто смерть.) Дорога пуста — только мы и навстречу едет грузовик-молоковоз. Скорость соответствует, дорога ровная и прямая, поворотов нет. И вот молоковоз за несколько метров перед нами вдруг разворачивается и встает перпендикулярно нам, перегородив нам движение!.. Время как замедлилось, и я ясно вижу колеса грузовика — он поворачивал наперерез нам! Но поворотов там нет! Жму на тормоза, но все слишком неожиданно и слишком близко. Удар, сыпятся стекла, крики, облака пара, я зажат со всех сторон так, что и не пошевелиться, не расстегнуть ремень, на заднем сидении криком кричит окровавленный Мишка, а у меня на плече — моя ненаглядинка донюшка — глазки закрыты, а из головы ручьем течет кровь по мне. Потом... потом в этом подряснике мне пришлось находиться не снимая до самых похорон — даже не было времени и возможности поменять его. Произошло все в пятницу; в субботу утром забрали тело и повезли назад на приход. Приехали — начали служить воскресную Всенощную. Всю ночь в храме читали Псалтирь, и только перед Литургией у меня появилась возможность поменять подрясник. А этот — окровавленный — мы постелили на дно могилки, под гробик. А пока... пока из реанимации меня выставили; как раз привезли и Мишу — рука сломана, челюсть треснута, весь окровавленный от многочисленных порезов на лице и руках, но, слава Богу, без угрозы для жизни. Нас положили в палату, Мише сделали укол, и он сразу заснул. Добрые люди спросили: чем они могут помочь, и я попросил их привезти из машины мой священнический требный портфель. Когда привезли портфель, рассказали, что машину отбуксировали в ближайший монастырь. «Что за монастырь?» — спросил я. «Святителя Димитрия Ростовского монастырь»,— ответили. И вот с этого момента все стало ясным, все выстроилось в ясную логическую схему: рукоположение — назначение — смирение — возрождение жизни на приходе — школа — статьи — болезнь Миши после первой статьи — первая такая статья на ВСЮ газету, впервые в этой газете и в этом районе на ТАКУЮ тему — этот грузовик — имя святителя, на чьей канонической территории все произошло и в храме имени которого мне суждено служить, а Сашеньке — помогать. Должен был погибнуть я — на меня был направлен удар, но моя воцерковленная, знающая молитвы и любящая молиться за других, много читавшая и любящая читать детские книги о Боге, о Церкви, об Ангелах, столь много помогавшая мне по храму и на клиросе, безоглядно меня любящая, моя шестилетняя дочь Александра приняла этот удар на себя. (Мне довелось позже встретиться с водителем молоковоза, когда нас проверяли на присутствие алкоголя в крови, он не пострадал. На мой вопрос он ответил кратко: «Занесло». Я не стал обсуждать с ним эту тему, но что тяжелый грузовик на скорости около 40 км в час, на прямой и ровной дороге без поворотов может занести — поверить в это очень трудно, к тому же я видел колеса — он поворачивал! Знакомый инспектор ГИБДД объяснил мне, что занести может в том случае, если бак с молоком был неполон — волнением большой массы молока. Водитель обязан учитывать это, но как быть с колесами? Да и бак был пуст. Конечно, это не прозвучало на суде, я отказался от любых претензий и попросил, чтобы с водителя было снято обвинение и он не попал в тюрьму.)

Получив мой требный портфель, я постучался в дверь реанимации и попросил о разрешении помолиться рядом с доченькой. На мой вопрос о ее состоянии врачи очень осторожно и мягко, но уверенно объяснили, что Сашенька получила крайне серьезные травмы черепа и головного мозга и что с такими травмами жизнь невозможна. Сашенька была обречена, но я священник, и я знаю — как безграничны могут быть любовь и милосердие Божие — ведь я столько раз ощущал их на себе! И столько раз видел доказательства этого на других!

Я вошел в палату. Это маленькое тельце, каждый изгиб, родинку, царапинку которого я так хорошо знал — ведь это была моя обязанность, мыть детей,— теперь лежало окровавленное, с подключенными к нему приборами и без какой-либо надежды со стороны врачей на жизнь. Первое, что я сделал — благословил доченьку иерейским благословением. И тут произошло то, значение чего я понял только позже — тельце доченьки вздрогнуло и как-то обмякло. «Не умерла ли?» — подумал я, но достал из требного портфеля маслице, оставшееся от соборования, и помазал крестообразно лобик, потом протер грудку крещенской водой и начал молебен, постоянно прерываясь от рыданий.

Закончив молебен, я отошел в палату к сыну. Он спал глубоко и спокойно — и я вернулся в реанимацию к доченьке. В палате были медсестры — все приборы были уже отключены от тела, и они обтирали его влажными салфетками от присохшей крови. «Все?» — спросил я, они молча кивнули. Опять надеваю епитрахиль, опять беру требник и, опять прерываясь от рыданий, начинаю петь — но уже панихиду.

Окончив панихиду, я вышел в коридор к медсестрам. «Вот и все»,— сказал им. Все они выглядели очень подавленно, кто-то плакал. «Батюшка, мы не хотели вам говорить, но она уже была мертва, когда вы в первый раз служили». И вот тут до меня дошло — МИЛЫЕ ВЫ МОИ! МЕРТВЫЕ НЕ ВЗДРАГИВАЮТ! ЗНАЧИТ, ДУША НЕ ПОКИДАЛА ТЕЛА, ОЖИДАЯ НА ЭТО БЛАГОСЛОВЕНИЯ!!! Донюшка ты моя ненаглядная, я столько сил положил на то, чтобы вложить в тебя, что ничего нельзя делать без родительского разрешения, без благословения. И вот ты не умирала, пока я не благословил тебя, как благословлял каждый вечер перед сном! Какая же ты стала послушная, доченька!

Было около шести часов вечера. Предупрежденная по телефону супруга была уже где-то на подъезде. Позвонив в монастырь Свт. Димитрия Ростовского, я представился и рассказал, что произошло, но они уже все знали и обещали за ночь изготовить гроб, крест и выделить машину. Я вернулся в палату к сынишке — он не спал. «Саша умерла»,— не стал скрывать я. «Она теперь на Небе?» — спросил мой, все понявший, четырехлетний сын. Впереди предстоял такой же разговор с супругой — ведь о смерти она еще не знала. Нам пришлось пройти и это.

Когда настало время отвозить тело дочери в морг, я попросил сделать это сам. Как был — в епитрахили, поручах и с крестом, сам переложил тело на тележку, сам на громыхающей тележке через темную морозную улицу отвез к моргу, сам переложил на стол в морге, накрыл простыней и оставил на ночь.

Утром отправился в монастырь узнать о гробе и о машине. Осмотрев свою машину, ужаснулся — от лобового удара кабина глубоко деформировалась, пластмассовая обшивка внутри кабины лопнула, образовав подобие ножей, направленных остриями внутрь кабины. На остриях, на некоторых из них, была кровь. Я перешел к водительскому (моему) месту. Мне 41 год, инженер, более 10 лет за рулем, пришлось быть свидетелем разных ситуаций, но я смотрел на место водителя и не мог понять — почему и как я остался жив?!

Позже, в морге, когда мы перекладывали тело доченьки в гроб (спаси, Господи, и помилуй раба Твоего иеромонаха Сергия, изготовившего за одну ночь эту чудную девичью домовину небесно-голубого и белого цветов, и раба Твоего Анатолия, помогшего перевезти, одеть и украсить тело доченьки, и раба Твоего монаха Василия, организовавшего все, и настоятеля монастыря иеромонаха Серафима, благословившего все. Помогай им, Господи!), я увидел еще одно доказательство. Чтобы составить заключение о причине смерти, патологоанатом был вынужден состричь часть волос на темечке дочери, и я увидел раны, очень похожие на удары штыков. И вот тут я вспомнил пластмассовые «ножи» в кабине. Вспомнил также, что в статье упоминал, как красноармейцы убивали штыками в голову священномученика Владимира, митрополита Киевского и Галицкого, и как штыками добивали расстрелянную Царскую Семью. Все окончательно встало на свои места — ведь бес не может придумать ничего своего. Я позвонил Владыке, рассказал обо всем, и он полностью подтвердил мои догадки: «Держитесь, отец Андрей, это очень сильное искушение — дьявол вас все-таки достал», и благословил хоронить за алтарем храма. Храма, для которого она в свои 6 лет столько успела сделать!

Когда копали могилку, на должной глубине наткнулись на старую (не менее 100 лет) могилу. Сохранились доски гроба и косточки, по размерам, предположительно, принадлежавшие ребенку того же возраста, что и Саша. Косточки прекрасно сохранились, желтого цвета, без признаков тления. А крестик, найденный в могилке, я положил на престол. В эту могилку гробик и опустили. Пожилые люди вспоминают, что в этом месте (за алтарем и справа) хоронили священников и членов их семей и было много красивых надгробий.

На похоронах был полон храм. Приехала вся школа (и учителя, и ученики), приехали все родственники из Москвы, приехали из Московского Данилова монастыря, приехали все знакомые батюшки с округи, приехало много незнакомых людей, захотевших разделить с нами нашу тяжесть, приехали с цветами зам. мэра районного центра и заведующий РОНО. Соболезнования были высказаны в газете, по радио и по телевидению (местным). Цветов было столько, что не помещались в гроб, а Саша улыбалась. Эта легкая радостная улыбка и сейчас стоит у меня перед глазами. Этой улыбки не было ни в реанимации, ни в морге — она появилась, когда мы открыли гроб в храме и стали одевать и украшать тело доченьки.

Думаю, что должен попросить прощения за подробность в изложении, за множество мелочей, за то, что невольно возложил на Вас часть моих переживаний, но Вы же знаете: горе, разделенное с близким, становится меньше, а радость — больше, а вас (знаемых и незнаемых) у меня — вот аж сколько — помогайте.

И еще хочу сказать, что я верю, что это была не случайность, а явное бесовское нападение, и что погибнуть должен был я. Но наш Всеблагий и Многомилостивый Господь судил иначе — что больше помощи и толку для меня будет не погибнуть, а остаться здесь и получить в помощники и заступники Ангела — мою, столь любящую меня, доченьку. Вы попробуйте представить себе — какую же великую помощницу мне Господь судил! Помню тот день, когда доченька впервые сама начистила целую кастрюлю картошки, помыла, мы поставили кастрюлю на огонь и на ужин кушали и похваливали. Помню, как она научилась мыть посуду и с тех пор часто ее мыла. Помню, как носили дрова в храм к службе, и много что еще помню — это все была необходимая, но земная помощь. Доченька, как же больше ты сможешь помогать нам сейчас!

Обсуждая происшедшее, мы с супругой пришли к выводу, что уже за полгода Саша начала готовиться к этому — она стала в разговоре отождествлять себя с Ангелами, задавала много вопросов о смерти, о воскресении, о Небе, об Ангелах. Начала исповедоваться, и ее исповеди были для меня великим утешением. Это были исповеди воцерковленного, серьезного и ответственного христианина, хоть и выраженные по-детски — я храню все ее листочки исповедей, написанные корявыми большими детскими буквами. А знаете, что она любила рисовать в последние месяца три и рисовала чаще всего? Это были полянки с цветами, птичками и прочими девичьими радостями, храмами, Ангелами, Святым Духом в виде голубя, изображения Святого Креста, Чаша со Святым Причастием, храмовые подсвечники с горящими свечами — это она рисовала место, где «всякое дыхание хвалит Господа». Но окончательное решение было, видимо, принято «на небесех» за три дня до происшедшего, и доченька с радостью согласилась. К такому выводу, повторяю, мы пришли после внимательного рассмотрения последних событий, разговоров, поведения и прекрасно понимая опасность впадения в духовную прелесть. Я верю, что статья о Новомучениках и Исповедниках Российских стала поводом для сведения счетов и что Саша, названная в честь св. Царицы Александры Федоровны, пострадала за память Новомучеников, а значит, и разделила с ними славу. Владыка наш сказал нам с Мариной (матушкой моей): «Без сомнения, она — святая, и, может быть, в один день мы достанем из могилки ее честные останки и поместим в раку в храме».

Конечно, понимая все это как священник, я, а точнее мы все, скорбим столь глубоко! Нам очень ее не хватает, мы очень скучаем по ней. И если бы не наш Бог — Преблагий Бог-любовь, а также наша вера в Него, в Его промысел — страшно подумать, до чего можно было бы дойти. А пока — здоровье подорвано, матушка возненавидела эти места, забрала сына и уехала в Москву и не хочет ничего знать о приезде сюда. Я больше не председатель родительского комитета школы, так как я уже не родитель, а сына супруга безоговорочно отдает в школу только в Москве. Пед. коллектив школы очень просил меня остаться у них, но школа находится на территории другого прихода, а местный священник принципиально не ходит в школу и постоянно высказывал мне претензии по моей школьной деятельности (вот уж год, как погибла дочь и как в школе не было священника). Так что у меня остались только Богослужения (хозяйственными делами я уже не могу заниматься после удара головой в аварии) и статьи в газету. Храм обычно пустой — приход-то весь меньше 20-ти человек, да и те не ходят по принципиальным соображениям или старые да больные, но от батюшки открещиваются — а вдруг помру. Раз в месяц — плановая статья на одну газетную страницу, и, по мере сбора средств (выкупить тираж стоит 8 тысяч рублей), обычно к праздникам — большая статья на четыре газетные страницы. И вот я уже был в недоумении о том, нужен ли я здесь — семья распадается, жить на селе без помощников и не мочь нагнуться, землю вскопать, дров поколоть и принести и т. п. — может, пришла пора уступить место другому? А как быть с могилкой за алтарем? Я к Владыке, а он все одно: «Это ваше место», я говорю, что уже не в силах, а он все — «Господи, помоги!» Молился, просил дочь доложиться — как она? Явилась во сне в ночь под Благовещение (за миг до звонка будильника, чтобы вставать на Литургию), доложилась — в соборе небесных сил безплотных, под началом у Архангела Михаила. Дальше — больше, чувствовал себя очень плохо — думал, сам помираю, обрадовался, но... Явилась дочь моя во сне своей первой учительнице (она верующая, и очень они полюбили друг друга) и сказала буквально следующее: «Передайте папе, что умирать ему еще рано — у него очень много работы, а пусть лучше займется сиротами». Какими сиротами? И вот как-то я, будучи в городе Фурманове (10 км от прихода, наш районный центр) встречаю одну знакомую верующую женщину. Поговорили, а она и говорит, мол, что ж это вы, батюшки, совсем ничего не делаете, а сектанты тут творят что хотят. Что случилось? Она и рассказывает, что устроилась она работать в Фурмановский детский дом, а там на прошлой неделе приезжали какие-то иностранцы, называли себя христианами, играли на гитарах, дарили Библии и целую неделю прожили в детском доме! А как же, говорю, местные батюшки, ведь в Фурманове 4 храма, около десяти священников, а городишко-то совсем маленький — за полчаса из конца в конец можно пройти? Что вы, говорит, за все время ни разу никого не было. Ну, думаю, дела! 12 лет как открылись храмы, сердце России, какие-то иностранцы тут по детдомам шляются, а свои родные попы не заходят! И тут до меня дошло, о каких сиротах говорила дочка! Спросил я разрешения и поехал в детский дом — так меня директор все не отпускала — «Батюшка, а вы точно к нам опять придете? Не обманете?» Как я могу обмануть, ведь меня дочка моя ненаглядная прислала! А та все свое: «Так ведь никто не приходил, сколько я ни звала. Батюшка, вы точно опять придете, не обманете?» А уж когда увидел детишек, когда они обступили меня, пообнимали — обрыдался совсем! Спрашиваю: «Причащались, в храме были? Крестики есть?» А они всё «нет» да «нет». Господи, помоги — 80 человек детей в русской глубинке без крестиков, без храма, без батюшки! На ближайшее воскресенье нанял автобус, и вот 27 человек детишек от 2-х до 6-ти лет впервые одели крестики и впервые причащались — все, кто были в храме, плакали. Я служить не мог, видя эти глаза. Потом другие, потом начались регулярные встречи, беседы, потом (собрал денежек и на 8 тысяч купил саженцев — яблони, груши, вишня, плодоносные кусты) посадили сад за храмом, на бывшей церковной (а теперь никому не нужной) земле. Потом Рождество, Крещение, крестины, подарки. Бегут: «Басюська, басюська!», а то еще: «Андрей — батюшка». А с этого года хочу (вроде договорились насчет большой армейской палатки) попробовать что-то типа летнего лагеря за храмом. А у них гос. финансирование-то урезали так, что бедная директор за голову держится, да с надеждой на меня смотрит — а на кого ей еще надеяться. Вот так, была у меня семья и двое детишек, а стал целый дом и 80 детей. Да разных — от 2-х (с этими-то полегче) лет, да и до 15-ти (ого-го!).А так радуются они — не избалованы ведь лаской-то. А директор ворчит: «Отец Андрей, что вы позволяете столько обнимать вас, да лазить по вам, балуете мне детей!» А что ей сказать, все она понимает — она молодец, настоящий директор детского дома, на своем месте. Да и все воспитатели хорошие — подвижники.

Ну вот, Вы спрашивали, зачем я Вам пишу? Не знаю, но попал я в ситуацию, в которой нет у меня никакого опыта и ничего нет, и боюсь, что один-то не справлюсь, но почему-то все Вы у меня в мыслях — может, действительно сможете помочь? Дай, Бог! А нет, так и нет — ищущий да обрящет, простите. А тут еще! Недавно подходят ко мне и спрашивают: «А почему вы, батюшка, к нам не заходите?» — «Куда к вам?» — «В роддом!» — «Как же, — говорю, — ведь батюшки да матушки рожают, значит, заходят?» — «Да нет, — говорят, — рожать-то рожают, да только передачи и приносят. А чтобы поговорить, так нет!!!» И вот уже несколько раз я беседовал с «пузатыми», а они так слушают! И персонал так слушает! А как благословлял прямо перед родами, да они рожали быстро и хорошо, да благодарили потом! А там «контингент» обновляется каждую неделю! Какая возможность для проповеди!

Ну вот, батюшка, как будто и поговорил с Вами, и поплакал. Простите меня за то, что отнял время у Вас, что, может, сфамильярничал где — здесь-то попроще, чем в Москве, может, чего и не заметил, писал-то прямо сейчас. Простите. И еще раз прошу простить меня.