Городовой Рудников был хозяином Хитровки
Мистическую картину являло собой это мрачное место в центре Москвы. Из туманного облака, наплывшего со зловонной Яузы меж беспорядочно разбросанных домов, вдруг выплывало нечто живое, огромное и подобно привидению медленно растворялось в лабиринте трущобных переулков. При возникновении этого явления жизнь Хитрова рынка на минуту замирала. Все знали: это городовой Федот Иваныч Рудников обходит свои владения.
Гиляровский хорошо его знал. Сам-то дядя Гиляй был на Хитровке своим человеком, его здесь всяк знал, от него не прятались и уважительно называли "газетчиком". Ну а Рудникова зверски боялись. Даже самые отпетые беглые смирялись перед его монументообразной фигурой. А уж ежели он поднимал свой кулачище величиной с хороший арбуз, то и вовсе бежали, не дожидаясь развязки.
Был и еще один городовой, посменно с Рудниковым владевший Хитровкой, - Лохматкин. Но к нему отношение было иное.
Гиляровский частенько заглядывал в будку дежурившего круглые сутки Рудникова, хотя им, людям весьма объемным, разместиться в ней было непросто. А иногда они шли в какой-нибудь местный трактир - хоть "Пересыльный", хоть в "Каторгу" или "Сибирь" - и там среди отпетых разбойников мирно беседовали за граненым стаканчиком.
Федот Иваныч все знал про всех здешних обитателей. Знал в лицо и поименно. И чего от кого ждать - тоже знал.
И все эти "оглодки" общества, как говорил о них Гиляровский, тоже знали: Рудников за просто так трогать не станет. С понятием человек. Но если уж прикажут - поймает.
Хитровка давала приют беглым каторжникам, московским карманникам, домушникам и малолетним проституткам. Десятки тысяч людей ютились в этих трущобах. Гиляровский удивлялся, как Рудников умел почти мгновенно отыскать умыкнутое чужое пальто или объяснить, почему невозможно разыскать выкраденную из дома на Покровском бульваре лисью шубу: она уже и не существует в природе, поскольку хитровские скорняки из нее шапок нарезали.
Короче, был Федот Иваныч здесь хозяином - справедливым и строгим. Власть его была, можно сказать, безгранична. Городовой мог без особых объяснений засадить на несколько дней в кутузку. Мог отправить беспаспортного этапом в места, которые тот сам называл как родные, а мог и в кандалы заковать. Не говоря уже о том, что по шее мог врезать душевно.
Пошел я на днях, побродил темным вечером по переулкам между Солянкой, Покровским бульваром и Яузой, где когда-то располагалось самое опасное и самое зловонное место Москвы - Хитров рынок. Ни следа. В 1923 году отряды новой, народной, милиции с разных сторон вошли на Хитровку, как в крепость поверженную, и стерли всякую память о ней.
Хитровская площадь и одноименный переулок с той поры стал носить имя пролетарского писателя. Правда, недолго. А три переулка чудом удержали свои названия - Подколокольный, Певческий и Петропавловский. Чисто и чинно теперь там, где гудела Хитровка. Три дорогих ресторана, австралийское посольство и, слава Богу, никаких новостроек, которые разрушили бы этот дивный ансамбль старой Москвы.
Уже уходя встретил милицейский патруль. Молодые совсем ребята - в одной руке держали по резиновой дубинке, а в другой - по мороженому. Потомственные наследники Федота Иваныча Рудникова.
Леонид РЕПИН
Комсомольская правда
