Именитые детдомовцы.
НИКОЛАЙ РУБЦОВ
КОРОТКО О СЕБЕ
Родился в 1936 г. в Архангельской области. Но трех лет меня увезли оттуда. Детство прошло в сельском детском доме над рекой Толшмой - глубоко в Вологодской области. Давно уже в сельской жизни происходят крупные изменения, но для меня все же докатились последние волны старинной русской самобытности, в которой было много прекрасного, поэтического. Все, что было в детстве, я лучше помню, чем то, что было день назад.
Родителей лишился в начале войны. После детского дома, так сказать, дом всегда был там, где я работал или учился. До сих пор так.
Учился в нескольких техникумах, ни одного не закончил. Работал на нескольких заводах и в Архангельском траловом флоте. Служил четыре года на Северном флоте. Все это в равной мере отозвалось в стихах.
Стихи пытался писать еще в детстве.
Особенно люблю темы родины и скитаний, жизни и смерти, любви и удали. Думаю, что стихи сильны и долговечны тогда, когда они идут через личное, через частное, но при этом нужна масштабность и жизненная характерность настроений, переживаний, размышлений...
ИСТОРИЯ ИЗ ЖИЗНИ
Чемодан
История, ставшая уже легендой. Рассказывают ее многие. Вот как записана она в воспоминаниях Германа Александрова: "...Как-то он пришел возбужденный, радостный и сообщил: - Получаю квартиру, может, поможешь мне въехать? - Какой разговор, - говорю, - конечно, помогу!
Каково же было мое удивление, когда мы пришли в пустую длинную комнату, в которой кроме старенького чемодана ничего не было. - И это все? - спросил я. - Все, - ответил Николай".
Эту историю рассказывают и по-другому. Например, в финале к машине подбегает новый сосед, майор, готовый изо всех сил помочь переехавшему поэту, но видит почти пустой кузов...
РУБЦОВ О РОДНОМ УГОЛКЕ
Тихий и красивый город Тотьма, утопающий в зелени садов, расположен на высоком живописном берегу реки Сухоны, несущей свои спокойные, задумчивые воды куда-то далеко-далеко..
Последний, отвальный гудок дает пароход «Чернышевский», отходя от пристани, и быстро проходит рекой, мимо маленьких деревянных старинных домиков, скрывающихся в зелени недавно распустившихся листьев берез, лип, сосен и елей, скрадывающей их заметную кособокость и уже подряхлевший за долгие годы существования серый вид, мимо громадных и мрачных каменных церквей, верхушки которых еще далеко будут видны, возвышаясь над городом.
Может быть, тот, кто впервые побывал здесь, будет с сожалением покидать этот прекрасный и в то же время скромный уголок природы, стараясь запечатлеть в памяти его неширокие стройные улицы, залитые солнечным светом, его зеленые сады, в тени которых так хорошо и приятно можно отдохнуть в жаркий и знойный летний день, его спокойную светлую задумчивость, тишину, его чистый, прозрачный воздух.
Но не только своей красотой мог бы заинтересовать вас этот маленький районный городок. Без сомнения, заинтересует вас и его историческое прошлое, когда, проходя мимо некоторых старинных, удивляющих своей архитектурной отделкой, небывалой, вернее, чрезвычайной высотой и суровым величием церквей, прочтете на входных каменных воротах: «Памятник древней архитектуры»; когда увидите своими глазами и прочтете интересную надпись на громадном камне, лежащем недалеко от города, на пустынном берегу Сухоны, подписанную Петром I; когда, слушая рассказы сотрудника Тотемского музея, замечательного археолога, пройдете по всем обширным помещениям музея, удивляющего богатством старинных памятников. ...Немало интересного и увлекающего слышали мы от учителей, от Тотемского археолога, от старых людей о прошлом своего родного города.
Много-много лет назад на берегу реки Сухоны образовался маленький поселок, появление которого связано с возникновением в этих местах Тотемского монастыря. Впервые он упоминается в летописи в 1137 году. Этому поселку, создавшемуся в такие давние времена на территории нашей страны, не раз и не два приходилось бороться за свое существование с поработителями, врагами русского народа...
Не в силах сопротивляться могучей орде монгольских завоевателей, город Тотьма так же, как и другие русские города и земли, попал в тринадцатом веке под их иго.
Проходили века. Народ сбросил с себя ненавистное монгольское иго, заставил навсегда уйти с нашей родной земли своих поработителей, столько лет державших власть в русском государстве. Но на этом не кончилась борьба тотмичей и всего русского народа за свою независимость.
В начале семнадцатого века путем коварного обмана захватил царский престол в Московском государстве Лжедмитрий Первый, ставленник польских панов. Шайки польских бандитов распространились по всей русской земле. С одной из таких «шаек» в 1605 году на подступах к Тотьме произошел довольно сильный бой. До последней возможности держались горожане, пока хорошо вооруженные и снабженные всем необходимым поляки не овладели городом.
Тотемский же монастырь, огражденный могучей каменной стеной, а также собор, путь к которому преградили широкий ров, заполненный водой, и высокая земляная насыпь, так и не могли взять шляхтичи.
Бесчинства, грабежи и насилия вскоре же вызвали недовольство у русского населения новым царем Лжедмитрием, в результате чего он, как самый настоящий изменщик и обманщик, был свергнут с престола и убит. Поляки в страхе бежали из русских селений, боясь справедливой мести русского народа.
Немало прошло времени и с тех пор, как Петр Первый посетил эти места, где во время пирушки со своей свитой приказал высечь на камне надпись в честь памяти о своем местопребывании.
Кроме того, существует предание, будто бы городу нашему дал название сам Петр.
В то время город Тотьма, представляющий собой все тот же маленький поселок, был заброшенным и глухим. Жизнь в этом крае шла сама по себе. Все здесь подчинялось воле богатых купцов, попов и монахов, а народ был темный, забитый и бесправный.
Долго стоял Петр на камне и неподвижно, приложив руку к глазам, смотрел издалека на этот поселок, скрывающийся в вечернем мраке...
«То тьма!» - воскликнул он, протянув руку в направлении мерцающих среди вечернего мрака огней.
Прошло еще немало веков, как по России прокатился могучий гром революции, и там, далеко-далеко, в Тотьме, со страхом и злобой бежали с насиженных мест богатые тотемские купцы, попы и монахи...
Местные коммунисты, некоторые лично знакомые и связанные с Лениным, вместе со всем народом стали строить новую жизнь!
Город Тотьма уже не оправдывал своего названия, из мрака вечной тьмы народ вышел на светлую и ясную дорогу социализма.
Многое изменилось благодаря Великой Октябрьской революции. Монастырь, бывший очагом насилия и грабежа, превратился в рассадник культуры и грамотности среди населения. В заново отстроенных аудиториях зашумели первые студенты. Бывший тотемский собор превратился в городской кинотеатр, откуда беспрерывно доносится веселая музыка, наполняющая радостью сердца новой молодежи!
Очень интересной и примечательной казалась мне история прошлого своего родного уголка. И не будь этого замечательного прошлого - может быть, не с такой бы силой любил я свой город и людей, живших в нем.
Но не только прошлое, не только люди родного уголка нравились мне, да и не мог бы я не любить его, если бы почти все мое детство не прошло под его облагораживающим влиянием.
Пусть не лиманы и не каштаны украшают зеленые сады Тотьмы и не райские птички поют в их зеленой листве, пусть небо над Тотьмой не такое голубое, как в Италии, пусть ночи тотемские не такие «очаровательные», как украинские! Природа Тотьмы гораздо грубее и суровей, но именно этой суровой правдивостью нравится мне неподражаемая природа родного уголка.
Кроме того, я не мог бы считать бесценно дорогим этот город, если б с именем его не были связаны судьбы моих бесконечно милых друзей недалекого детства.
Пусть мы будем далеко друг от друга расстоянием, но мысленно мы всегда рядом.
Иначе и нельзя! Ведь в их среде протекало мое беззаботное, счастливое, незабываемое детство; вместе с ними учился я в школе, познавал жизнь и ее «тайны»; вместе с ними учился я различать и хорошее, и плохое, стараясь избегать последнего; вместе с ними учился я любить и ценить дружбу.
Много-много было друзей, этих незабвенных школьных друзей, при воспоминании о которых я не могу оставаться равнодушным. Я не могу вспомнить иначе, кроме как с любовью и уважением, о своем лучшем и верном друге детства (имени его я не буду называть), жизнь которого была моей жизнью, мечты и стремления - моими стремлениями. Наружностью и внешним видом он ничем не отличался от всех остальных товарищей, но какая чистая была у него душа, полная благородного чувства дружбы, занявшего большое место в его детских пониманиях.
Мне очень нравился его характер, и в некотором смысле я даже старался подражать ему. Обычно безудержно веселый, жизнерадостный, он становился порой непонятным для меня: сидит где-нибудь один, думает и вдруг? ... на таких всегда веселых, полных жизнеутверждающей силы, глазах, показываются слезы! Таким и останется он навсегда в моей, памяти: то безудержно веселым, жизнерадостным, счастливым, то грустным, печальным и впечатлительным.
Всюду бывая с ним вместе, мы исходили вдоль и поперек все окрестности города. Не зная усталости и отдыха, с ватагой «верных» и «бесстрашных» друзей бегали мы по пыльным дорогам с засученными штанами, с палками вместо сабель и с криком «Ура!» разгоняли собак, куриц и кошек, воображая себя кавалеристами. Недаром же они нас боялись «как огня»!
Насвистывая какую-то беспечную, по нашему мнению, геройскую мелодию, «галопом» бежали мы к обрывистому берегу реки, чтобы искупаться в ее прохладной воде, чувствуя себя наверху блаженства.
Часто, бывая в лесу, мы разводили огромный костер, который иногда достигал вершин низких деревьев, и прыгали с разбегу сквозь бушующее пламя, а потом, крайне довольные, доставали из самого далекого уголка самого незаметного кармана две папироски и закуривали, воображая себя такими же взрослыми, как и наш старый и любимый учитель истории. Конечно, все это делалось в «глубокой» тайне от учителей, с мнениями, советами и наставлениями которых мы еще не могли мириться и соглашаться, а в их правоте убеждались уже позднее.
Так сидели мы около костра целыми часами, не замечая, как лес уже окутывал вечерний туман...
...С тихой задумчивостью лежал он, облокотившись на локоть у костра, и смотрел в его яркое пламя, вероятно, мыслями уносясь за «тридевять земель, в тридевятое царство». И стоило только одному из нас сказать вслух слово, как через несколько минут мы уже забывали даже, где находимся...
Размечтаемся... Никто не удержит!
Все с той же знакомой усмешкой начнет он рассказывать до мельчайших подробностей все свои похождения, когда-либо совершившиеся без моего участия. И с такой чистой откровенностью!
Страстно любил он мечтать (так же, как и я), мечтать о «путешествиях», о бурях в море, воспоминание о которых обоих влекло нас в мир мечтаний и грез...
Но не только мечтать любил он, любил он различного рода «тайны», споры, драки... Любил он и свою школу, а вместе с ней и лучших учителей.
Но все-таки больше всего, как мне кажется, любил, ценил и берег он дружбу! Уже впоследствии, когда нам пришлось расстаться, он на память мне написал стихотворение, в котором говорил, как бы одновременно выражая и мои мысли:
Сначала нам просто
хотелось дружить,
А после, когда
повзрослели,
Я понял, без близкого
друга не жить!
Без дружбы мы жить
не хотели...
Да, хорошо в зимнее время, распахнув полы пальто, мчаться с горы навстречу обжигающему лицо ветру; хорошо в летнее время искупаться в прохладной воде, веселой при солнечном свете речки; хорошо бегать до безумия, играть, кувыркаться, а все-таки лучше всего проводить летние вечера в лесу у костра, пламя которого прорывает сгущающуюся темноту наступающего вечера, освещая черные неподвижные тени, падающие от деревьев, кажущиеся какими-то таинственными существами среди окружающей тишины и мрака...
А сколько разных историй было в лесу!
Помню, как я однажды далеко ушел от своих товарищей и совершенно неожиданно встретился лицом к лицу с медведем. Таким страшным он показался мне! Он нисколько не испугался меня (хотя говорят, что медведь боится людей), а наоборот, с каким-то диким ревом бросился мне навстречу; вероятно, с неотразимым желанием смять меня, раздавить, уничтожить...
Первой мыслью моей было бежать, бежать от этого страшного «чудовища», но ноги не повиновались мне, они подгибались от неописуемого страха, так сильно охватившего мою детскую душу. Вдруг какая-то неведомая мне самому сила придает мне небывалую смелость и решительность, я выпрямляюсь, выхватываю охотничий нож (он висит у меня сбоку) и с криком, который по силе и ужасу не уступает реву самого медведя, бросаюсь ему навстречу...
Через несколько мгновений, которые показались мне вечностью, медведь, издав какие-то странные, полные скорби звуки, вероятно, сожалея о своей безвременной кончине, как-то тяжело бухнулся около моих ног...
Я победил в поединке!
Может быть, все это покажется невероятным, но, представьте себе, как часто такие истории и им подобные видел я во сне в те же темные тотемские ночи, засыпая под заунывную песню ветра, свистящего в трубе.
Впрочем, часто сны мои пророчили «нечто ужасное». Уже днем в канцелярии школы в роли медведя выступал директор или учитель. Нападая, он кричал на меня за то, что я всегда ношу с собой в кармане маленький самодельный ножик. Как похоже на сон! Но, в отличие от него, я уже так и не мог до конца собраться с силами и мужеством, чтобы хоть чем-либо воспрепятствовать разбушевавшемуся гневу директора.
Я стоял пристыженный, опустив голову, и в то же время злой: директор казался нам в то же время самым страшным и вредным человеком, какие только есть на земле! Неужели он не понимает, что так трудно быть без своего собственного ножика! Нелегко бродить без него в лесу, нелегко без него сделать свисток из ивового прута, вырезать свою фамилию на подоконнике или парте!
И как обидно, когда после всего этого твой же друг, верный соратник всех проказ и мальчишеских проделок, с независимым видом и недоброй усмешкой, с видом взрослого человека произнесет: «Я бы ни за что не отдал свой ножик! А ты испугался!»
...По-прежнему тихо, почти беззвучно шумели старые березы в лесу в безветренные дни, а вместе с порывами ветра громко плакали, почти стонали, как будто человеческою речью старались рассказать все, накопившееся на душе за эти долгие годы бесконечного молчания. По-прежнему с какой-то затаенной, еле заметной грустью без конца роптала одинокая осина, вероятно, жалуясь на свое одиночество... По-прежнему спокойно и плавно уносились легкие волны Сухоны в безвозвратную даль... Вместе с ними уносились и почти не возвращались больше беззаботные игры, беспричинный смех, шалости, баловство и все то, чем так богаты годы детства. Постепенно сама же жизнь научила нас быть вдумчивей и серьезней.
С каждым годом становясь все более взрослей и умней, мы начинали понимать, что всем самым лучшим, радостным и счастливым в детстве мы обязаны Родине, школе, учителям, которые не так уж страшны, как мы предполагали ранее. Мы начинали понимать и то, что совершенно необязательно ходить в лес с ножиком, вырезать на партах фамилии, что совершенно не нужны споры и драки между своими же друзьями в горячем стремлении не подорвать свои «авторитет».
Настал год прощания со своим родным, любимым уголком...
Я убеждаюсь также, что именно этому уголку я и все мои товарищи обязаны безграничной любовью к нашей несравненно дорогой и любимой Родине, воспитавшей нас и открывшей перед нами светлые дороги юности, дороги в будущее!
Памятник Н. Рубцову в Тотьме.
О НЕМ И ЕГО ПОЭЗИИ
Александр Романов:
Ах, Николай Рубцов! Стихи его настигают душу внезапно. Они не томятся в книгах, не ждут, когда на них задержится читающий взгляд, а, кажется, существуют в самом воздухе. Они, как ветер, как зелень и синева, возникли однажды из неба и земли и сами стали этой вечной синевой и зеленью... Я держал на ладони огневой лист березы и уже не замечал ничего вокруг. Гул моря отступал от меня, отодвигался, и в его удалении я расслышал шум вологодских лесов.
Валентина Фефелова:
Поэтом нельзя стать, поэтом нужно родиться. В этом в очередной раз убеждаешься на судьбе Николая Рубцова. Он вырос сиротой. Детдом, тяжелая работа на заводе и траловом флоте, морская военная служба. Николай Рубцов был непростым человеком, и жизнь его была непроста. Он признавался, в том числе и в стихах, что жизнь его идет полосами: то светлая, то опять черная. Повышенная ранимость, застенчивость уживались в нем, по воспоминаниям современников, с безоглядной русской удалью, порой даже забубенностью. Но бывали дни, - вспоминали близкие друзья, - когда он становился ясным и добрым, как солнечное утро. Ходил по улицам, улыбаясь знакомым, дарил детям конфеты и желтые осенние листья... "В комнате темно, в комнате беда - кончилось вино, кончилась еда. Кончилась вода вокруг на этаже. Отчего же тогда весело душе?"
Анна Харитонова:
Жизнь поэта - в его стихах. Все, или почти все, сказал о себе в своей поэзии и Николай Рубцов: раннее, с шести лет, сиротство, детский дом, скитание по городам и весям, работа кочегаром на рыболовном сейнере, истопником-избачом... С годами крепла в Рубцове и осталась пожизненной любовь к своей малой родине - селу Никольскому, куда впоследствии часто приезжал и подолгу жил. Десятки лучших стихотворений поэта неразрывно связаны с природой и людьми дорогого сердцу места.
Всеволод Меркулов:
Для Николая Рубцова Русь - это нечто вечное, исконное. В его стихах Русь не умерла, она "как будто спит", словно прекрасная царевна в хрустальной пещере. Он искал её всю жизнь, пытался пробудить своими стихами! Поэт был одинок в жизни. Кроме Родины, которую он любил, у него ничего не было.
Герман Александров: ..
.Но жизнь наша продолжается. И живой образ Николая Рубцова, его стихи остаются с нами, в наших сердцах, открывают нам новые и новые высоты поэзии. С каждым днем его неугасимая звезда становится все ярче и ярче. И пусть вечно «она горит над золотом осенним, она горит над зимним серебром...»
ИТОГИ:
На каменной плите надгробия Николая Михайловича Рубцова в Вологде высечены его пророческие слова, посвящённые великой духовной державе, которую он искал и в которой находил утешение на протяжении всей своей жизни:
Россия, Русь! Храни себя, храни!
Россия, Русь! Куда я ни взгляну!
За все твои страдания и битвы
Люблю твою, Россия, старину,
Твои леса, погосты и молитвы.
СТИХИ РУБЦОВА
***
Выпал снег - и все забылось,
Чем душа была полна!
Сердце проще вдруг забилось,
Словно выпил я вина.
Вдоль по улице по узкой
Чистый мчится ветерок
Красотою древнерусской
Обновился городок.
Снег летит на храм Софии,
На детей, а их не счесть
Снег летит по всей России,
Словно радостная весть.
Снег летит - гляди и слушай!
Так вот, просто и хитро,
Жизнь порой врачует душу...
Ну и ладно! И добро.
УЛЕТЕЛИ ЛИСТЬЯ
Улетели листья с тополей-
Повторилась в мире неизбежность.
Не жалей ты листья, не жалей,
А жалей любовь мою и нежность!
Пусть деревья голые стоят,
Не кляни ты шумные метели!
Разве в этом кто-то виноват,
Что с деревьев листья улетели?
ФЕРАПОНТОВО
В потемневших лучах горизонта
Я смотрел на окрестности те,
Где узрела душа Ферапонта
Что-то Божье в земной красоте.
И однажды возникли из грезы,
Из молящейся этой души,
Как трава, как вода, как березы,
Диво дивное в русской глуши!
И небесно-земной Дионисий,
Из соседних явившись земель,
Это дивное диво возвысил
До черты, не бывалой досель...
Неподвижно стояли деревья,
И ромашки белели во мгле,
И казалась мне эта деревня
Чем-то самым святым на земле...
БЕРЕЗЫ
Я люблю, когда шумят березы,
Когда листья падают с берез.
Слушаю - и набегают слезы
На глаза, отвыкшие от слез.
Все очнется в памяти невольно,
Отзовется в сердце и в крови.
Станет как-то радостно и больно,
Будто кто-то шепчет о любви.
Только чаще побеждает проза,
Словно дунет ветер хмурых дней.
Ведь шумит такая же береза
Над могилой матери моей.
На войне отца убила пуля,
А у нас в деревне у оград
С ветром и дождем шумел, как улей,
Вот такой же желтый листопад...
Русь моя, люблю твои березы!
С первых лет я с ними жил и рос.
Потому и набегают слезы
На глаза, отвыкшие от слез...
* * *
Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны,
Неведомый сын удивительных вольных племен!
Как прежде скакали на голос удачи капризный,
Я буду скакать по следам миновавших времен...
Давно ли, гуляя, гармонь оглашала окрестность,
И сам председатель плясал, выбиваясь из сил,
И требовал выпить за доблесть в труде и за честность,
И лучшую жницу, как знамя, в руках проносил!
И быстро, как ласточка, мчался я в майском костюме
На звуки гармошки, на пенье и смех на лужке,
А мимо неслись в торопливом немолкнущем шуме
Весенние воды, и бревна неслись по реке...
Россия! Как грустно! Как странно поникли и грустно
Во мгле над обрывом безвестные ивы мои!
Пустынно мерцает померкшая звездная люстра,
И лодка моя на речной догнивает мели.
И храм старины, удивительный, белоколонный,
Пропал, как виденье, меж этих померкших полей, -
Не жаль мне, не жаль мне растоптанной царской короны,
Но жаль мне, но жаль мне разрушенных белых церквей!..
О, сельские виды! О, дивное счастье родиться
В лугах, словно ангел, под куполом синих небес!
Боюсь я, боюсь я, как вольная сильная птица
Разбить свои крылья и больше не видеть чудес!
Боюсь, что над нами не будет возвышенной силы,
Что, выплыв на лодке, повсюду достану шестом,
Что, все понимая, без грусти пойду до могилы...
Отчизна и воля - останься, мое божество!
Останьтесь, останьтесь, небесные синие своды!
Останься, как сказка, веселье воскресных ночей!
Пусть солнце на пашнях венчает обильные всходы
Старинной короной своих восходящих лучей!..
Я буду скакать, не нарушив ночное дыханье
И тайные сны неподвижных больших деревень.
Никто меж полей не услышит глухое скаканье,
Никто не окликнет мелькнувшую легкую тень.
И только, страдая, израненный бывший десантник
Расскажет в бреду удивленной старухе своей,
Что ночью промчался какой-то таинственный всадник,
Неведомый отрок, и скрылся в тумане полей...
РУССКИЙ ОГОНЕК
Погружены в томительный мороз,
Вокруг меня снега оцепенели!
Оцепенели маленькие ели,
И было небо темное, без звезд.
Какая глушь! Я был один живой,
Один живой в бескрайнем мертвом поле!
Вдруг тихий свет
(пригрезившийся, что ли?)
Мелькнул в пустыне, как сторожевой...
Я был совсем как снежный человек,
Входя в избу (последняя надежда!),
И услыхал, отряхивая снег:
- Вот печь для вас и теплая одежда...
Потом хозяйка слушала меня,
Но в тусклом взгляде
Жизни было мало,
И, неподвижно сидя у огня,
Она совсем, казалось, задремала...
Как много желтых снимков на Руси
В такой простой и бережной оправе!
И вдруг открылся мне и поразил
Сиротский смысл семейных фотографий:
Огнем, враждой земля полным - полна, -
И близких всех душа не позабудет!..
- Скажи, родимый, будет ли война? -
И я сказал:
- Наверное, не будет.
- Дай Бог, дай Бог...
Ведь всем не угодишь,
А от раздора пользы не прибудет...-
И вдруг опять:
- Не будет, говоришь?
- Нет, - говорю, - наверное не будет.
- Дай Бог, дай Бог...
И долго на меня
Она смотрела, как глухонемая,
И, головы седой не поднимая,
Опять сидела тихо у огня.
Что снилось ей?
Весь этот белый свет,
Быть может, встал пред нею в то мгновенье?..
Но я глухим бренчанием монет
Прервал ее старинные виденья...
- Господь с тобой! Мы денег не берем!
- Что ж, - говорю, - желаю вам здоровья!
За все добро расплатимся добром,
За всю любовь расплатимся любовью...
Спасибо, скромный русский огонек,
За то, что ты в предчувствии тревожном
Горишь для тех, кто в поле бездорожном
От всех друзей отчаянно далек,
За то, что, с доброй верою дружа,
Среди тревог великих и разбоя
Горишь, горишь, как добрая душа,
Горишь во мгле - и нет тебе покоя...
Сайт посвященный Николаю Рубцову http://rubtsov.id.ru/index.htm
