Старый чулан набит барахлом: башмаки с полураскрытой пастью, пиджак без пуговиц, стертая кокарда, перехваченные бечевкой книги. Тронешь, сыплется пыль - пачкаться неохота, а выбрасывать жалко.
На чердаках человеческой памяти тоже навалено все вперемежку: лоскуты разговоров, черты лиц, ошметки слухов. Целая барахолка в голове. Вот она-то пригодиться может...
На днях телевизор исторг очередной "исторический" факт: в двадцатые-тридцатые годы советская власть, не в силах справиться с наплывом юных беспризорников - их, по некоторым данным, было в то время несколько миллионов, - начала в массовом порядке расстреливать детей.
Историческая наука не приемлет факта, если он не подкреплен соответствующим документом. Российское же прошлое - область особого рода, куда нагло вламываются все кому не лень, не отягощая себя даже минимумом доказательств. Наша история, грубо измаранная, многократно перечеркнутая и столько же раз переписанная, напоминает дневник безумца. Учиться по нему - значит рисковать и собственным рассудком.
И вот очередная страница - снова без ссылок и подтверждений.
Расстреливали беспризорников или нет?
Известные историки, которых я просил внести ясность, оказывались в затруднении: свидетельствами подобного варварства они не располагали. Кое-кто усмехался - раз истина давно утонула во лжи, обывателю можно вешать на уши любую лапшу - хоть с кетчупом, хоть с кровью.
Подумалось и о другом: слух, вброшенный в сознание, не случайный - ко времени. Нынешняя волна детской беспризорности многократно превышает прошлую. Но в то время предпринимались конкретные шаги по борьбе с этим социальным злом: ребят до 16 лет, лишенных минимальных средств к существованию, помещали в детские дома, назначали опеку, передавали на договорных началах в крестьянские семьи, к ремесленникам и кустарям, устраивали на производство.
Торопливое время без устали создавало педагогические поэмы, где в первых главах верховодили вороватые и бандитоватые бродяги. В эпилоге они, как в сказке, скидывали лохмотья, отвергали пороки и оборачивались в красивых людей: инженеров, рабочих, учителей, военных. У каждого из них - свой Макаренко, которому отведено в памяти лучшее и почетное место. Они выписывали своим подопечным путевки в настоящую жизнь.
Это - быль, и ее должно вспоминать с гордостью.
Пришло время повторять, но слова забылись. Нынешняя власть отделывается лишь невнятными декларациями, обнаруживает больше желания, чем демонстрирует возможности. Не вспоминает прошлое, не мечтает о будущем.
Весь путь от дома до службы - для тех, конечно, кто едет в общественном транспорте, - проходит под скрип инвалидных колясок, стук палок и костылей отверженных. В унылом пейзаже все чаще поблескивают детские глаза. Пока попрошайничество для них забава, но для многих она станет профессией.
Сколько же у нас будет таких профессионалов?
Слух о тысячах убиенных детей - это нечто вроде реабилитации импотентной власти. Равнодушная рука указывает в прошлое намекающе: тогда бесчинствовали, мы же не трогаем несчастных. Чем не демократия: хотите, детки, - просите, желаете - добывайте деньги и пропитание силой.
Многие возмужают и точно выберут второй вариант. Тогда несчастной станет уже вся страна.
И все-таки откуда пошел тот слух?
По всему видно, что несется он из сталинского полумрака, из времен жестоких, когда выбивали "дурь" из взрослых, не забывая и о детях. Когда ходить по струнке надлежало всем. Когда за шаг влево или вправо без команды было сами знаете что...
7 апреля 1935 года Центральный исполнительный комитет и Совет Народных Комиссаров приняли постановление "О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних". Окончательный его вариант рекомендовал "несовершеннолетних, начиная с 12-летнего возраста, уличённых в совершении краж, в причинении насилия, телесных повреждений, увечий, в убийстве или попытке к убийству, привлекать к уголовному суду с применением всех мер уголовного наказания".
20 апреля Политбюро утвердило секретное разъяснение органам суда и прокуратуры, пояснявшее, что "к числу указанных в законе мер относится и высшая мера уголовного наказания - расстрел".
Одним из поводов к очередному ужесточению уголовного законодательства в отношении детей стало письмо Ворошилова от 19 марта 1935 года, направленное на имя Сталина, Молотова и Калинина, где рассказывалось о том, что девятилетний подросток напал с ножом на сына заместителя прокурора Москвы Кобленца. Ворошилов недоумевал: почему бы "подобных мерзавцев" не расстреливать"?
Поражен ли был народ?
Рискну предположить, что не слишком. Во-первых, в запуганной до смерти стране можно было издать какие угодно правила или законы. Во-вторых, под жесткие статьи и параграфы не составляло особого труда подложить убедительнейший тезис о необходимости и целесообразности. Тем более если его озвучила всезнающая и всевидящая власть. Однако и она смутилась: из ворот Кремля выпустили слушок, что новый закон направлен главным образом против... беспризорных, ворующих продовольствие из колхозных амбаров и железнодорожных вагонов.
А раз так, какие могут быть возражения?
Никаких. Бурные аплодисменты.
Вот этот слух и извлекли с чердака человеческой памяти на телевидении, подставили "старичку" костыли, и он заковылял в массы. Кто-то от него отвернулся, иные же охотно приняли в свои объятия.
Отвернемся от старых фото чумазых попрошаек в тряпье. Посмотрим на их "братьев и сестер" начала ХХI века. Нахмуримся и до скрипа стиснем зубы от уже известных фактов. Содрогнемся от новых. Повторим пушкинское: "Здравствуй, племя младое, незнакомое!" Но с ужасом.
Мы тащим сквозь десятилетия слухи и сплетни, вместо того чтобы опереться на факты и примеры. Из той же эпохи - двадцатых и тридцатых годов прошлого столетия, но вполне годные для употребления.
А если к ним добавить новое и мудрое, обязательно создадим новую педагогическую поэму, выпишем нашим детям путевку в новую жизнь.
Но сколько ни строить нам богоугодных, лечебных, зарешеченных домов, всех детишек не отрезвить, не вылечить, не наставить на путь истинный, если и дальше пребывать в дремотной благости. Есть в том покое немалый риск: сообразим, как обустроить Россию, но делать это будет уже не с кем.
Литературная газета.
Валерий БУРТ.
